იურგენ ჰაბერმასი
თარგმანი გერმანულიდან - თენგიზ დალალიშვილი
თემის აქტუალობა იმდენად დიდი და შთამბეჭდავია, რომ არჩენავის საშუალებაც, ფაქტობრივად, აღარ გვრჩება. დღეს საზოგადოებაში აზრთა სხვადასხვაობას ყველაზე მეტად ერთი მნიშვნელოვანი საკითხი იწვევს: რამდენად არის და საერთოდ არის თუ არა შესაძლებელი ადამიანის მიერ ადამიანის კლონირება და რამდენად მართებულია ადამიანის თვითშესაქმის ოპტიმიზაცია? პირველი ნაბიჯები ამ მიმართულებით მეცნიერებისა და ეკლესიების ორატორებს შორის მიმდინარე მძაფრი დისკუსიის დინამიკაში აისახა. ერთი მხარე ობსკურანტიზმის საფრთხესა და არქაული რწმენების გადმონაშთების მიმართ სუსტი მეცნიერული პოზიციების არსებობის საშიშროებაზე საუბრობდა. მეორე მხარე კი მკაცრი ნატურალიზმის მეცნიერული პროგრესისადმი რწმენას უარყოფდა, ნატურალიზმისა, რომელიც მორალს ანადგურებს. თუმცა 11 სექტემბერმა ცხადყო, რომ სეკულარულ საზოგადოებასა და რელიგიებს შორის არსებულმა დაძაბულობამ სულ სხვა ფორმა შეიძინა.
თვითმკვლელი კამიკაძეები, რომლებმაც სამოქალაქო ტრანსპორტი ცოცხალ ყუმბარებად აქციეს და დასავლური ცივილიზაციის კაპიტალისტური ციტადელებისაკენ მომართეს, როგორც ატას ანდერძიდან და, სხვათა შორის, ბინ ლადენის ნათქვამიდანაც ჩანს, რელიგიური იდეებით იყვნენ შთაგონებულნი. მათთვის გლობალიზებული მოდერნის ჭეშმარიტი სახე არის ბოროტების, სატანის სახე. თუმცა ისიც უნდა აღინიშნოს, რომ ვითარება მაინცდამაინც არც დასავლეთში იყო იდეალური: როდესაც ჩვენ ტელევიზიის საშუალებით აპოკალიფსური მოვლენის უნივერსალური მოწმენი გავხდით, კარგად დავინახეთ ისიც, თუ რა მაზოხისტური სიამოვნებით იმეორებდნენ კორესპონდენტები მანჰეტენის ტყუპებზე განხორციელებული ტერორისტული აქტის ამსახველ კადრებსა და ამასთან ერთად ბიბლიურ სურათებითაც მოგვაბეზრეს თავი. ამერიკელი პრეზიდენტის და არა მხოლოდ მის გამოსვლას, სადაც ამ გაუგონარ სისასტიკეზე ადექვატური პასუხის აუცილებლობაზე იყო საუბარი, ძველი აღქმისეული ელფერი დაჰკრავდა. სეკულარული საზოგადოების შიგ შუაგულში მომხდარ ამ უგუნურ აფეთქებას თითქოს რელიგიის პოზიციები უნდა შეერყია. არა და, როგორც შემდეგ დავინახეთ, ყველაფერი სულ სხვაგვარად მოხდა: სინაგოგები, ეკლესიები და მეჩეთები ყველგან ხალხით იყო სავსე. სხვათა შორის, საინფორმაციო საშუალებები ნიუ იორკის სტადიონზე მგლოვიარე ერთობებს სიძულვილის სიმეტრიულ განწყობას არ უნერგავდა: განა ყველგვარი პატრიოტიზმი ქადაგებს ნაციონლური სისხლის სამართლის პასუხისმგებლობისაგან გათავისუფლებას.
მიუხედავად რელიგიური დისკურსისა, ფუნდამენტალიზმი მაინც თანამედროვე ფენომენს წარმოადგენს. აშკარად თვალში საცემია ის ფაქტი, რომ კამიკაძე დამნაშავეების მოტივები და საშუალებები ერთმანეთს არ შეესატყვისება, რაც იმაზე მეტყველებს, რომ მათ სამშობლოში კულტურა და საზოგადოება განვითარების სხვადასხვა დონეზე დგას. ეს პრობლემა, უპირველეს ყოვლისა, ხელოვნურად დაჩქარებული და რადიკალური მოდერნიზაციის შედეგს წარმოადგენს. მიუხედავად იმისა, რომ ის, რაც საუკეთესო შემთხვევაში ჩვენს საზოგადოებაში შეიძლება აღქმულ იქნას როგორც შემოქმედებითი განადგურების პროცესი, სხვა საზოგადოებას არ პირდება მისაღებ კომპენსაციას ტრადიციული ცხოვრების ფორმების განადგურების შედეგად მიყენებული ტკივილისათვის. იქ აქცენტი მხოლოდ ცხოვრების მატერიალური პირობების გაუმჯობესებაზე კეთდება. ძალიან მნიშვნელოვანია ის ფაქტი, რომ სულიერი ცვლილებების წინსვლას, რომელიც რელიგიისა და სახელმწიფოს ერთმანეთისაგან გამიჯვნას გულისხმობს, უწინარეს ყოვლისა, დამცირებისა და დათრგუნვის შეგრძნება აბრკოლებს. ევროპაშიც კი, რომელმაც საუკუნეები მიითვალა, რათა საკუთარი მორალი მოდერნის ორსახოვანი იანუსის ფორმაში ეპოვა, სეკულარიზაციის პროცესი ჯერ კიდევ ამბივალენტური გრძნობებითაა გამსჭვალული, რაც, დღესდრეობით, გენური ინჟინერიის თაობაზე გამართულ დისკუსიებში პოულობს ასახვას.
მოძალადე ორთოდოქსები როგორც დასავლეთში, ასევე ახლო და შორეულ აღმოსავლეთში, როგორც ქრისტიანებსა და იუდეველებში, ასევე მუსულმანებშიც არიან. თუ კულტურათა შორის ომების თავიდან აცილება გვინდა, ყოველთვის უნდა გვახსოვდეს, რომ სეკულარიზაციის პროცესი დასავლეთში დასრულებული ჯერ კიდევ არ არის; კარგად უნდა გავაცნობიეროთ ის, რომ ომი ტერორიზმის წინაარმდეგ არ არის ომი; რომ ტერორიზმი ყოველგვრ უბედურებას გვიქადის, და რომ ის უსიტყვოდ აღგვის კაცობრიბის კულტურულ სამყაროებს პირისაგან მიწისა. მსოფლიოს კულტურებმა უნდა დაგმონ ტერორისტების ყრუ ძალადობა და იარაღის ყოველგვარი გამოყენების გარეშე უნდა გამონახონ ერთმანეთთან საერთო ენა. გლობალიზაციის სახით, რომელიც თავისუფალი ბაზრების არსებობითაა გამოწვეული, ბევრი ჩვენთაგანი იმედოვნებდა, რომ პოლიტიკური რეალობა სამომავლოდ სულ სხვა სახეს მიიღებდა: დამყარდებოდა არა გლობალური უსაფრთხოების მხარდამჭერ სახელმწიფოთა ჰობსისეული ტრადიციული წესრიგი, ანუ არა პოლიცია, საიდუმლო სამსახურები და არმია, არამედ საყოველთაო, ცივილიზებული და კონსტიტუციური ძალაუფლება. რეალურად კი გონების ცბიერების ცრუ იმედებით ვცხოვრობთ და ნაკლებად ვცდილობთ მოვლენათა გონივრულ გააზრებას. უნდა გვახსოვდეს, რომ საერთო დისკურსისა და ენის არარსებობის პირობებში განხეთქილებას საკუთარ სახლშიც ვერ ავიცილებთ თავიდან. არადასავლურ კულტურებში სეკულარიზაციის წარუმატებელობის შეფასებას კი მხოლოდ მაშინ შევძლებთ, როდესაც ნათელი წარმოდგენდა გვექნება იმის თაობაზე, თუ რას ნიშნავს სეკულარიზაცია დასავლურ პოსტსეკულარულ საზოგადოებაში. ამ თვალსაზრისით, მსურს ერთი ძველი თემა, რომელიც ,,რწმენასა და ცოდნას” ეხება, კვლავ წინ წამოვწიო. ეს არ იქნება ,,საკვირაო ქადაგება”, რომელიც მხარეთა პოლარიზაციას ახდენს: ერთ მხარეს აიძულებს ფეხზე იდგეს, ხოლო მეორეს უფლებას აძლევს, მჯდომიარემ მოუსმინოს მას.
ტერმინს სეკულარიზაცია, უპირველეს ყოვლისა, იურიდიული მნიშვნელობას ჰქონდა, რაც სეკულარული სახელმწიფო ძალაუფლებისა და საეკლესიო სიკეთეების იძულებით ურთიერთგამიჯვნას ნიშნავდა. ამ მნიშვნელობამ თავი დაიმკვიდრა მაშინ, როდესაც კულტურულ და საზოგადოებრივ მოდერნს ჩაეყარა საფუძველი. იქედან მოყოლებული სეკულარიზმის მიმართ გამოითქვა უამრავი და განსხვავებული შეფასებები. ყოველი მათგანი ეკლესიის ავტორიტეტის სამოქალაქო ძალაუფლებით დამცრობასა და უკანონო მიტაცებაში გვდებს ბრალს. ერთი ინტერპრეტაციის მიხედვით: რელიგიური აზროვნებისა და ცხოვრების ფორმები სეკულარული, ყოველ შემთხვევაში, რაციონალური ექვივალენტით იცვლება. მეორე ინტერპრეტაციის მიხედვით: თანამედროვე აზროვნებისა და ცხოვრების ფორმების, როგორც არალეგიტიმური სიკეთეების დისკრედიტაციას აქვს ადგილი. ორთავე ინტერპრეტაცია ერთ და იმავე შეცდომას უშვებს. ისინი სეკულარიზაციას განიხილავენ, როგორც ნულოვან თამაშს. ერთ მხარეს დგას მეცნიერებისა და ტექნიკის მწარმოებელი ძალები. მეორე მხარეს კი რელიგია და ეკლესია. ერთმა შეიძლება მეორის ხარჯზე მოიპოვოს უპირატესობა, რასაც ლიბერალური თამაშის წესები პრინციპულად უშვებს. ხოლო ეს წესები სწორედ მოდერნის დინამიური ძალების მიერ იქნა დამკვიდრებული და მხარდაჭერილი. ეს სურათი ნამდვილად არ შეესაბამება პოსტსეკულარული საზოგადოების იდეას, რომელიც საზოგადოების მუდმივი სეკულარიზაციის პირობებში რელიგიური ერთობების არსებობითაა დაინტერესებული. დემოკრატიული შინაარსის მქონე საღი აზრის (Common sense) ცივილეზებული როლი კვლავაც ჩრდილში რჩება. მას, როგორც მესამე მხარეს, რელიგიასა და მეცნიერებას შორის არსებული მრავალფეროვანი კონფლიქტების ფერხულში უწევს ადგილის დამკვიდრება. [...]
საღი აზრი (Common sense) პიროვნების ცნობიერებაზეა ორიენტირებული, პიროვნებისა, რომელსაც ინიციატივის გამოჩენის, შეცდომის დაშვებისა და ამ უკანასკნელის გამოსწორების უნარი აქვს. მეცნიერებასთან დამოკიდებულებაში მას თავისებური პერსპექტივები აქვს დასახული. ნატურალიზმისათვის მოუხელთებელი ავტონომიური ცნობიერება რელიგიური ტრადიციებისადმი გარკვეულ დისტანციას ამკვიდრებს, თუმცა, ამავე დროს, ჩვენ ამ ტრადიციების მორალით ვცხოვრობთ. მეცნიერული პოზიცია რაციონალური დასაბუთების აუცილებლობაზე აკეთებს აქცენტს, რითაც ის, როგორც ჩანს, საღი აზრის (Common sense) გადაბირებას ცდილობს. ამ უკანასკნელს კი დემოკრატიული კონსტიტუციური სახელმწიფოს რაციონალურ სამართალზე აგებულ სისტემაში საკმაოდ მყარად აქვს ფესვები გადგმული. ბუნებრივია, ეგალიტარულ ბუნებით სამართალსაც აქვს რელიგიური წარმომავლობა. იგი აზროვნების იმ რევოლუციური ცვლილებებიდან იღებს სათავეს, რომელსაც მსოფლიოს დიდი რელიგიების აღზევების დროს ჰქონდა ადგილი. მაგრამ კანონისა და პოლიტიკის ლეგიტიმაცია რაციონალურ სამართალზე დაყრდნობით კარგა ხანია რელიგიური ტრადიციების პროფანული წყაროებიდან იღებს სათავეს. რელიგიასთან მიმართებაში საღ აზრს (Common sense) საკმაოდ მყარი საფუძვლები გააჩნია, რაც არა მხოლოდ რელიგიური ერთობების წევრთათვის არის აღიარებადი. ამიტომაც ლიბერალური სახელმწიფო მორწმუნეთა შორის კვლავაც ბადებს ეჭვს: მათი გუმანით დასავლურმა სეკულარიზაციამ შეიძლება რელიგიების მარგინალიზაცია გამოიწვიოს.
რელიგიური თავისუფლების ფუნდამენტს მსოფლმხედველობრივი პლურალიზმის პაციფიზაცია წარმოადგენს. მსოფლმხედველობრივი პლურალიზმის შედეგები კი სიმძიმის თვალსაზრისით ყველასათვის თანაბარი ნამდვილად არ გახლავთ. აქამდე ლიბერალური სახელმწიფო საკუთარ მოქალაქეებს შორის მხოლოდ მორწმუნეებს იწყნარებდა, რათა მათი იდენტობა საზოგადოებრივ და კერძო სფეროებში როგორმე გადაენაწილებინა. დღეს კი მორწმუნეებმა თავიანთი რწმენის სეკულარულ ენაზე გადმოთარგმნა უნდა მოახდინონ მანამ, სანამ მათ არგუმენტებს აზრი და პერსპექტივა ექნება საზოგადოების უმრავლესობის მხრიდან ლოიალობის დამსახურების მიზნით. ამგვარად იქცევიან დღეს კათოლოკები და პროტესტანტები, როდესაც ისინი დედის ორგანიზმის გარეშე კვერცხუჯრედის განაყოფიერების უფლებას ადამიანის ფუნდამენტურ უფლებად მიიჩნევენ. ეს, ფაქტობრივად, ძირითადი კანონის სეკულარულ ენაზე ადამიანური შესაქმის ღვთაებრიობის ინტერპრეტაციის (ალბათ ნაჩქარევი) მცდელობაა. საყოველთაო აღიარებისაკენ სწრაფვა მხოლოდ იმ შემთხვევაში არ მიგვიყვანს რელიგიის უსამართლო მარგინალიზაციამდე, სეკულარული საზოგადოებაც მხოლოდ იმ შემთხვევაში არ დასცილდება თავის რაციონალურ ფესვებს, თუ სეკულარული მხარეც, თავის მხრივ, რელიგიის ენით არტიკულაციის შესაძლებლობებს უზრუნველყოფს. ზღვარი რელიგიურ და სეკულარულ საფუძვლებს შორის ისედაც არსებობს. ამიტომაც სადავო საზღვრების დადგენა ორივე მხარემ უნდა განიხილოს, როგორც კოოპერაციული პროცესი, სადაც განსხვავებული ინტერესებიც იქნება გათვალისწინებული.
ლიბერალურ პოლიტიკას საზოგადოების სეკულარულ ცნობიერებაზე გამართული დავის ექსტერნალიზაციის, ანუ მორწმუნეთა გონებიდან მისი გამოდევნის უფლება არ აქვს. დემოკრატიული შინაარსით გამსჭვალული საღი აზრი (Common sense) არ მოიცავს მხოლოდ ერთ სუბიექტს. ის მრავალფეროვანი საზოგადოების მენტალურ კონსტიტუციას ასახავს. სეკულარულ უმრავლესობას უფლება არ აქვს თავისი გადაწყვეტილებები მანამ განახორციელოს, სანამ ყურად არ იღებს იმ ოპონენტების პროტესტს, რომლებიც ამ გადაწყვეტილებების გამო, რწმენის თვალსაზრისით, თავს შეურაცხყოფილად გრძნობენ. უმრავლესობამ ეს პროტესტი უნდა აღიქვას, როგორც დროებითი ვეტო და ამით გაარკვიოს თუ რისი სწავლა შეუძლია მას აქედან. რელიგიური წარმომავლობის მორალური საფუძვლების მხედველობაში მიღებისას ლიბერალურმა სახელმწიფომ უნდა გაითვალისწინოს თავისი შესაძლებლობები: საკუთარი ისტორიის არტიკულაციის დონის სრულიად ახალი გამოწვევების სახით საერთო ადამინური გონის კულტურის (ჰეგელი) დამკვიდრება ვერ მოხერხდება. ბაზრის ენა დღეს ცხოვრების ყველა სფეროში აღწევს და ადამიანებს ურთიერთობების მეტად ეგოისტურ სქემას სთავაზობს. ამ სქემაში ცენტრალური ადგილი უპირატესობის ცნებას უჭირავს. ის სოციალური კავშირი, რომელსაც მოქალაქეთა ურთიერთაღიარება და სოლიდარობა უდევს საფუძვლად, ხელშეკრულების, რაციონალური არჩევანისა და მაქსიმალური მოგების ცნებებს ვერ ეწყობა. [...]
სეკულარული დისკურსი გამორიცხავს ყოველგვარ გაუგებრობასა და მღელვარებას. ის დრო, როდესაც ცოდვა დანაშაულად, ხოლო ღვთის ნების წინააღმდეგ წასვლა კანონდარღვევად ითვლებოდა, ისტორიის ფურცლებს ჩაბარდა. ვინაიდან დღეს ადამიანში მიტევების სურვილი ხალისითა და სიკეთით იმსჭვალება, ადამიანთა ხვედრი ისეთი მძიმე აღარ იქნება როგორც ადრე. ჩვენ სერიოზულად განვიდით უსამართლოდ განკიცხული, ღირსებაშელახული და მოკლული ადამიანების მიმართ წარსული მწუხარების შეუქცევადობას, რისი გამოსწორებაც ადამიანის შესაძლებლობებს დიდად აღემატება. დაკარგული იმედები ადამიანის მკვდრეთით აღდგომისა საგრძობ სიცარიელეებს ტოვებს. ჰორკჰაიმერის სამართლიანი სკეფსისი (მოკლულები ხომ მაინც მოკლულებად რჩებიან!) ბენიამინის გადაჭარბებული იმედების მიმართ ადამიანის მიერ საკუთარი შეცდომების გამოასწორების ჰუმანურ სწრაფვაზე, ნამდვილად არ უარყოფს იმ სუსტ იმპულსს, რომელსაც ამ უცვლელ რეალობაში რაღაცის შეცვლა ჯერ კიდევ შეუძლია. ბენიამინსა და ჰორკჰაიმერს შორის მიმოწერას 1937 წლის გაზაფხულზე ჰქონდა ადგილი. ამ ჭეშმარიტმა იმპულსმა და მისმა სისუსტემ კი ჰოლოკოსტის შემდეგ წარსულის გადახედვის (ადორნო) აუცილებელ და ამავე დროს ბიწიერ პრაქტიკაში ჰპოვა გაგრძელება. თითქოს იგივე იმპული ამ პრაქტიკის არაადექვატურობის თაობაზე გაზვიადებულ ჩივილშიც (Lamento) აისახა. როგორც ჩანს, მოდერნის ურწმუნო შვილებს მხოლოდ ერთმანეთის დადანაშაულება და საკუთარი პერსონის მნიშვნელობის წარმოჩენა უფრო შეუძლიათ, ვიდრე რელიგიური ტრადიციების ახლებური განმარტება. ისე ჩანს, თითქოს მათი სემანტიკური პოტენციალი ჯერ კიდევ არ ამოწურულიყოს.
ამგვარ ამბივალენტობას შეუძლია რაციონალურ აზრამდე მიგვიყვანოს: დავიჭიროთ დისტანცია რელიგიის მიმართ ისე, რომ არ მოვახდინოთ მისი პერსპექტივების უგულვებელყოფა. ამ მოსაზრებას შეუძლია კულტურული კონფლიქტებისაგან დანაწევრებულ სამოქალაქო საზოგადოებაში განმანათლებლობის პროცესს სწორი მიმართულება მისცეს. პოსტსეკულარული საზოგადოება რელიგიასთან მიმართებაში აგრძელებს მუშაობის იმ კურსს, რომელმაც რელიგია მითოსში სრულყო, რაც, ბუნებრივია, მტრული აღქმის ამპარტავნულ მოსაზრებას კი არ ავითარებს, არამედ საკუთარ სახლში ენტროპიის წინააღმდეგაა მიმართული. დემოკრატიულად აღიარებულ საღ აზრს (common sense) მედიალური შედარების დაკანონებისა და ძალთა ყოველგვარი განსხვავების ტრივიალიზაციის უნდა ეშინოდეს. იმ მორალურ პოსტულატებს, რომლებიც აქამდე რელიგიურ ენაზე საკმაოდ დიფერენცირებულად იყო წარმოდგენილი, შეუძლია საყოველთაო რეზონანსი იმ შემთხვევაში გამოიწვიოს თუ უკვე კარგად დავიწყებულის და ამავე დროს მისი ტრივიალიზაციის იმპლიციტური სურვილისათვის შეიქმნება ისეთი ფორმულა, რომელიც იქნება მხსნელი. სეკულარიზაცია, რომელიც არ იწვევს განადგურებას, საკუთარ თავს განსხვავებული დისკურსის სეკულარულ ენაზე განმარტების მოდუსში სრულყოფს. ეს არის ის, რაც დასავლეთმა, როგორც მსოფლიოს სეკულარულმა ძალამ, საკუთარი ისტორიიდან შეიძლება ისწავლოს.
დღეს ადამინის ემბრიონების წინააღმდეგ ხშირად მოიხმობენ ხოლმე მოსეს 1,27: შექმნა ღმერთმა კაცი თავის ხატად, ღვთის ხატად შექმნა იგი, მამაკაცად და დედაკაცად შექმნა. უფალმა, რომელიც სიყვარულია, ადამისა და ევას სახით შექმნა თავისუფალი არსება, რომელიც მისი მსგავსია და არ უნდა ვიწამოთ ის იმის გასაგებად, თუ რა იგულისხმება ღვისმსგავსებაში. ვერ იქნება სიყვარული სხვა ადამიანის შემეცნების, ხოლო თავისუფლება ურთიერთაღიარების გარეშე. ადამიანის განსხვავებული ფორმა, თავის მხრივ, თავისუფალი უნდა იყოს, რათა კვლავ მიიღოს უფლის წყალობა. ეს განსხვავებული ფორმა, ბუნებრივია, უფლის ხატია, მარამ ის მაინც წარმოგვიდგება როგორც ღვთის ქმნილება. თავისი წარმომავლობით ის ვერ იქნება უფლის სწორი. შემოქმედებითობა (Geschoepflichkeit) მიმსგავსებისა გამოხატავს ინტუიციას, რომელსაც შეუძლია რაღაც განსაზღვროს ჩვენს დამოკიდებულებაში ასევე რელიგიურად ხისტი სმენადობის ადამიანების მიმართ. ჰეგელმა იმთავითვე შენიშნა განსხვავება ,,ღვთაებრივ შემოქმედებასა” და უშუალოდ უფლის ხელით ,,შექმნილს” შორის. უფალი მხოლოდ მანამ იქნება ,,თავისუფალი ადამიანების ღმერთი”, სანამ იმ აბსოლუტურ განსხვავებას არ წავშლით, რომელიც შემოქმედსა და შექმნილს შორის არსებობს. მხოლოდ ამ შემთხვევაში არ გადაიქცევა ადამიანის ღვთაებრივი ფორმირება დეტერმინაციად, რომელიც ადამიანს თვითშესაქმის საშუალებას აძლევს.
ასეთი შემოქმედი, როგორც შემოქმედი და მხსნელი უფალი ერთად, ტექნიკოსის მსგავსად ბუნებით კანონებს არ მიმართავს. ის არც იმ ინფორმატიკოსს ჰგავს, რომელიც კოდური სისტემის წესებს იზუთხავს. ადამიანის სიცოცხლეში განხორციელებულ ხმას უფლისას ადამიანის შინაგან მორალურ სამყაროსთან აქვს კავშირი. სწორედ ამის გამო შეუძლია უფალს ,,განსაზღვროს” ადამიანი იმგვარად, რომ მას მიანიჭოს თავისუფლება და, ამავე დროს, მოვალეობებიც დააკისროს.
Thursday, April 15, 2010
Умберто Эко: Священные войны - страсть и разум ("La Repubblica", Италия)
Необходимо помнить, что и Гитлер, сжигавший книги и уничтожавший
произведения искусства, был частью западной культуры
Если кто-нибудь, в последние дни произносил неуместные слова о
превосходстве западной культуры, - это не столь важно. Не столь важно, что
кто-то произносит правильные слова, но в неуместный момент, не столь важно
и то, что кто-то может ошибаться. Мир полон людей, превозносящих
неправильные и ошибочные вещи, даже господин по имени бен Ладен (bin
Laden), который, может быть, более богат, чем наш премьер-министр (Сильвио
Берлускони - прим. перев.), и, может быть, учился в лучших университетах.
А важно то (и это должно беспокоить всех - политиков, религиозных
деятелей, работников сферы образования), что некоторые выражения, или даже
целые статьи, признающиеся справедливыми, становятся основной темой
обсуждения, занимают умы молодежи, и заставляют их делать выводы,
продиктованные эмоциональными реакциями. Я беспокоюсь именно о молодежи,
потому что сознание старшего поколения уже не изменить.
Все религиозные войны, веками заливающие весь мир кровью, рождались именно
от подобных аффектов и упрощенных оппозиций, таких, как "мы" и "другие",
хорошие и плохие, белые и черные. И большая заслуга западной культуры
именно в том, что она всегда старалась отойти от такого упрощенного
взгляда на вещи. Хотя, конечно, частью западной культуры был и Гитлер,
который сжигал книги, уничтожал произведения искусства, убивал людей,
принадлежавших к "низшим", по его мнению, расам.
Но есть и лучшие аспекты нашей культуры, и именно о них мы должны говорить
с молодежью любой расы, если не хотим, чтобы разрушились другие башни,
когда будущие поколения сменят нас. Ведь самое главное - это осознание
своей принадлежности к определенным культурным корням, а также осознание
того, что эти культурные корни бывают разными, и у других они другие.
Отсюда и исходит оценка того, что хорошо, а что плохо. В том, что касается
корней, можно привести следующий пример. Если, например, Сильвио
Берлускони (Silvio Berlusconi) скажет, что предпочитает жить в Аркоре
(итальянский город - прим. перев.), а не в Кабуле, и лечиться в миланской,
а не в багдадской клинике, то я подпишусь под его словами. И даже в том
случае, если бы мне сказали, что в Багдаде - самая лучшая больница с
самыми лучшими специалистами, я, все же, предпочел бы Милан: здесь я
чувствую себя как дома, и это повлияло бы на мое выздоровление. Но это не
значит, что Милан объективно лучше, чем Багдад.
Поговорим теперь о столкновении цивилизаций, потому что сейчас именно это
становится главной проблемой. Запад - возможно, по мотивам экономической
экспансии - всегда интересовался другими цивилизациями. И иногда с
презрением их уничтожал. Греки называли варварами, то есть "заикающимися",
тех, кто не говорил на их языке. Варвары, таким образом, - это люди, не
умеющие говорить вообще. Но более зрелые греки, как, например, стоики,
очень быстро заметили, что варвары просто используют другие слова для
обозначения тех же понятий и тех же мыслей.
Я не добавлю ничего нового, если напомню, что, начиная с середины XIX
века, культурная антропология делала попытки сгладить вину Запада по
отношению к "Другим", особенно к тем Другим, которые сначала считались
дикими и примитивными, считались народами без исторических корней. И с
этими "дикарями" Запад обошелся не особенно мягко: он их "открыл", пытался
евангелизировать, многих обратил в рабство. И задачей культурного
антрополога стало разъяснение, что существует и иное мышление, которое
отличается от западного, но, тем не менее, должно приниматься всерьез, без
презрения и репрессий. Это, конечно, не означает, что, разъяснив логику
Других, антрополог перенимал их образ жизни. Максимум, что он делал, это
заявлял: пока Другие находятся у себя дома, необходимо уважительно
относиться к их образу мыслей.
Целую лекцию можно было бы прочитать о культурной антропологии, и в
особенности о том, что для того, чтобы оценить одну культуру выше другой,
необходимо найти критерии оценки. Одно дело - сказать, что это за
культура, и совсем другое - выяснить, по каким критериям мы ее оцениваем.
Описать другую культуру можно достаточно "нейтрально". А вот критерии ее
оценки зависят от наших собственных корней, от вкусов, привычек, системы
ценностей.
Например, мы полагаем, что технологический прогресс, расширение торговых
связей, повышение скорости транспорта - это хорошо, то есть имеет
ценность. Очень многие думают так, и с этой точки зрения они имеют право
признавать лучшей нашу высокотехнологичную цивилизацию. Но в том же
западном мире живут и те, кто считает наивысшей ценностью жизнь в гармонии
с природой, и кто готов отказаться от автомобилей и самолетов,
холодильников и телевизоров, ходить пешком из деревни в деревню, во имя
сохранения экологической чистоты. Следовательно, для того, чтобы
определить, что одна культура лучше другой, не достаточно просто описать
ее (как это делает антрополог), но необходимо сделать отсылку к
определенной системе ценностей. Только в этом случае мы можем сказать, что
наша цивилизация для нас является наилучшей.
В эти дни имели место дискуссии по поводу различных культур, однако,
критерии их оценки всегда оставались спорными. Например, сторонники
диалога защищают исламский мир, напоминая, что испанские арабы внесли
огромный вклад в географию, астрономию, математику и медицину в то время,
когда христианский мир был еще очень отсталым в науке. Однако не стоит
примешивать сюда историю, потому что это палка о двух концах. Бен Ладен и
Саддам Хусейн - жесточайшие враги западного мира, но и у нас, в свою
очередь, внутри нашей культуры, были такие персоналии, как Гитлер и Сталин
(Сталина, из-за его жестокости, часто считали человеком востока, хотя он
учился в семинарии и читал Маркса).
Нет, проблема критериев оценки вовсе не заставляет нас копаться в истории,
напротив - призывает взглянуть на тот мир, в котором мы живем сегодня.
Сейчас одна из самых похвальных вещей в западной культуре (свободной и
плюралистичной - вот ее основные ценности) это то, что на любого человека
или на любую вещь можно взглянуть с разных сторон. Так, например,
признается благом продление жизни, а вредом - загрязнение окружающей
среды. Но мы запросто можем представить себе, что огромные институты,
которые занимаются разработками технологий и препаратов, продлевающих
человеческую жизнь, потребляют много электроэнергии, а энергетические
станции, в свою очередь, загрязняют окружающую среду. Западная культура
приобрела способность открыто обнажать противоречия внутри себя.
И именно эта критика критериев, которую Запад всячески восхваляет, и дает
понять, насколько проблема шкалы ценностей тонка и деликатна. Необходимо
ли, правильно ли хранить банковские секреты? Многие считают, что да. Ну а
если такая конфиденциальность позволяет террористам хранить деньги в
банках Лондона? Тогда защита этой секретной информации - бесспорное благо
или сомнительное? Мы постоянно ставим под вопрос многие критерии. И уже со
школьной скамьи нужно учиться обсуждать и анализировать систему ценностей,
которые на эмоциональном уровне мы признаем бесспорными.
Но проблема культурной антропологии решается с большим трудом, если
представитель другой культуры (то есть другой системы ценностей) приезжает
к нам. Ведь на самом деле, расизм возникает именно тогда, когда мы
сталкиваемся с чужеродной культурой у нас дома. Что бы сделали мы с
людоедом из Новой Гвинеи (предположим, что такие еще остались), который бы
эмигрировал на Запад и ощущал необходимость съедать по одному человеку
хотя бы каждое воскресенье?
Что касается людоеда, то тут мы все согласны, мы отправим его в тюрьму. Но
что делать, например, с требованием мусульманок разрешить им не снимать
паранджу, фотографируясь на паспорт? Ведь наши законы одинаковы для всех,
как для сограждан, так и для гостей, и на паспорт нельзя поместить
подобную фотографию. Я, например, думаю, что вопрос о фотографии можно
подвергнуть дискуссии, в конце концов, фотография не так уж и важна. Кроме
того, если бы мусульманские девушки посещали наши школы, они могли бы
узнать много нового для себя о правах человека, точно так же, как многие
люди с Запада, посещая мусульманские школы, свободно принимают Коран и
становятся мусульманами. Анализировать критерии ценностей - значит решить,
что мы можем принять многое, но что некоторые вещи для нас неприемлемы.
Запад вложил много усилий и средств в то, чтобы изучить обычаи и образ
жизни Других, но никто не посоветовал Другим изучить обычаи и образ жизни
на Западе. Много ли антропологов из Китая или Африки приехали на Запад,
чтобы изучить нашу культуру и рассказать о ней не только своим
согражданам, но и нам самим: рассказать о том, как они нас видят?
Представьте себе, что исламские фундаменталисты приглашены к нам посещать
курсы фундаментализма христианского (я имею в виду протестантов, которые
до сих пор борются за то, чтобы изъять из школьных учебников любой намек
на Дарвина). Я считаю, что изучение фундаментализма других культур с
антропологической точки зрения могло бы помочь понять природу собственного
фундаментализма. Пусть они приедут изучить наше представление о священной
войне (я лично мог бы посоветовать им несколько интересных книг, в том
числе достаточно недавних), и, может быть, они взглянули бы более критично
на собственные идеи о священной войне.
Одна из ценностей нашей западной культуры заключается в попытке признать
различия между людьми и принять их. Теоретически считается вполне
нормальным и политкорректным прилюдно говорить о человеке, например, что
он гомосексуалист. Но потом, дома, посмеиваясь, называют его извращенцем.
И как же тогда научиться принимать различия? L'Academie Universelle des
Cultures выпустила сайт с материалами для педагогов, которые хотят научить
школьников принимать тех, кто отличается от них самих (по цвету кожи,
религии, обычаям и так далее). Прежде всего было решено не говорить детям
неправды о том, что все люди одинаковы. Дети очень тонко чувствуют, что
некоторые их соседи или одноклассники отличаются от других - имеют другой
цвет кожи и разрез глаз, едят странные вещи и не ходят к причастию.
Необходимо объяснить детям, что люди очень отличаются друг от друга, и
подробно рассказать, в чем именно заключаются отличия, и что они могут
быть источником культурного богатства.
Терпимость к различиям, безусловно, является одной из наименне оспоримых
ценностей, и мы считаем нашу культуру, научившуюся быть терпимой, -
зрелой, а те культуры, которые не признают терпимости - варварскими. В
противном случае, можно было бы отправиться туда, где еще существуют
каннибалы, и съесть их - пусть учатся. Мы надеемся, что, подобно тому, как
у нас существуют мечети, станет возможным существование христианских
храмов в арабских странах, и не будут больше обстреливаться статуи Будды.
В том случае, если мы действительно верим в истинность наших ценностей.
[Обсудить публикацию]
0 сообщений
произведения искусства, был частью западной культуры
Если кто-нибудь, в последние дни произносил неуместные слова о
превосходстве западной культуры, - это не столь важно. Не столь важно, что
кто-то произносит правильные слова, но в неуместный момент, не столь важно
и то, что кто-то может ошибаться. Мир полон людей, превозносящих
неправильные и ошибочные вещи, даже господин по имени бен Ладен (bin
Laden), который, может быть, более богат, чем наш премьер-министр (Сильвио
Берлускони - прим. перев.), и, может быть, учился в лучших университетах.
А важно то (и это должно беспокоить всех - политиков, религиозных
деятелей, работников сферы образования), что некоторые выражения, или даже
целые статьи, признающиеся справедливыми, становятся основной темой
обсуждения, занимают умы молодежи, и заставляют их делать выводы,
продиктованные эмоциональными реакциями. Я беспокоюсь именно о молодежи,
потому что сознание старшего поколения уже не изменить.
Все религиозные войны, веками заливающие весь мир кровью, рождались именно
от подобных аффектов и упрощенных оппозиций, таких, как "мы" и "другие",
хорошие и плохие, белые и черные. И большая заслуга западной культуры
именно в том, что она всегда старалась отойти от такого упрощенного
взгляда на вещи. Хотя, конечно, частью западной культуры был и Гитлер,
который сжигал книги, уничтожал произведения искусства, убивал людей,
принадлежавших к "низшим", по его мнению, расам.
Но есть и лучшие аспекты нашей культуры, и именно о них мы должны говорить
с молодежью любой расы, если не хотим, чтобы разрушились другие башни,
когда будущие поколения сменят нас. Ведь самое главное - это осознание
своей принадлежности к определенным культурным корням, а также осознание
того, что эти культурные корни бывают разными, и у других они другие.
Отсюда и исходит оценка того, что хорошо, а что плохо. В том, что касается
корней, можно привести следующий пример. Если, например, Сильвио
Берлускони (Silvio Berlusconi) скажет, что предпочитает жить в Аркоре
(итальянский город - прим. перев.), а не в Кабуле, и лечиться в миланской,
а не в багдадской клинике, то я подпишусь под его словами. И даже в том
случае, если бы мне сказали, что в Багдаде - самая лучшая больница с
самыми лучшими специалистами, я, все же, предпочел бы Милан: здесь я
чувствую себя как дома, и это повлияло бы на мое выздоровление. Но это не
значит, что Милан объективно лучше, чем Багдад.
Поговорим теперь о столкновении цивилизаций, потому что сейчас именно это
становится главной проблемой. Запад - возможно, по мотивам экономической
экспансии - всегда интересовался другими цивилизациями. И иногда с
презрением их уничтожал. Греки называли варварами, то есть "заикающимися",
тех, кто не говорил на их языке. Варвары, таким образом, - это люди, не
умеющие говорить вообще. Но более зрелые греки, как, например, стоики,
очень быстро заметили, что варвары просто используют другие слова для
обозначения тех же понятий и тех же мыслей.
Я не добавлю ничего нового, если напомню, что, начиная с середины XIX
века, культурная антропология делала попытки сгладить вину Запада по
отношению к "Другим", особенно к тем Другим, которые сначала считались
дикими и примитивными, считались народами без исторических корней. И с
этими "дикарями" Запад обошелся не особенно мягко: он их "открыл", пытался
евангелизировать, многих обратил в рабство. И задачей культурного
антрополога стало разъяснение, что существует и иное мышление, которое
отличается от западного, но, тем не менее, должно приниматься всерьез, без
презрения и репрессий. Это, конечно, не означает, что, разъяснив логику
Других, антрополог перенимал их образ жизни. Максимум, что он делал, это
заявлял: пока Другие находятся у себя дома, необходимо уважительно
относиться к их образу мыслей.
Целую лекцию можно было бы прочитать о культурной антропологии, и в
особенности о том, что для того, чтобы оценить одну культуру выше другой,
необходимо найти критерии оценки. Одно дело - сказать, что это за
культура, и совсем другое - выяснить, по каким критериям мы ее оцениваем.
Описать другую культуру можно достаточно "нейтрально". А вот критерии ее
оценки зависят от наших собственных корней, от вкусов, привычек, системы
ценностей.
Например, мы полагаем, что технологический прогресс, расширение торговых
связей, повышение скорости транспорта - это хорошо, то есть имеет
ценность. Очень многие думают так, и с этой точки зрения они имеют право
признавать лучшей нашу высокотехнологичную цивилизацию. Но в том же
западном мире живут и те, кто считает наивысшей ценностью жизнь в гармонии
с природой, и кто готов отказаться от автомобилей и самолетов,
холодильников и телевизоров, ходить пешком из деревни в деревню, во имя
сохранения экологической чистоты. Следовательно, для того, чтобы
определить, что одна культура лучше другой, не достаточно просто описать
ее (как это делает антрополог), но необходимо сделать отсылку к
определенной системе ценностей. Только в этом случае мы можем сказать, что
наша цивилизация для нас является наилучшей.
В эти дни имели место дискуссии по поводу различных культур, однако,
критерии их оценки всегда оставались спорными. Например, сторонники
диалога защищают исламский мир, напоминая, что испанские арабы внесли
огромный вклад в географию, астрономию, математику и медицину в то время,
когда христианский мир был еще очень отсталым в науке. Однако не стоит
примешивать сюда историю, потому что это палка о двух концах. Бен Ладен и
Саддам Хусейн - жесточайшие враги западного мира, но и у нас, в свою
очередь, внутри нашей культуры, были такие персоналии, как Гитлер и Сталин
(Сталина, из-за его жестокости, часто считали человеком востока, хотя он
учился в семинарии и читал Маркса).
Нет, проблема критериев оценки вовсе не заставляет нас копаться в истории,
напротив - призывает взглянуть на тот мир, в котором мы живем сегодня.
Сейчас одна из самых похвальных вещей в западной культуре (свободной и
плюралистичной - вот ее основные ценности) это то, что на любого человека
или на любую вещь можно взглянуть с разных сторон. Так, например,
признается благом продление жизни, а вредом - загрязнение окружающей
среды. Но мы запросто можем представить себе, что огромные институты,
которые занимаются разработками технологий и препаратов, продлевающих
человеческую жизнь, потребляют много электроэнергии, а энергетические
станции, в свою очередь, загрязняют окружающую среду. Западная культура
приобрела способность открыто обнажать противоречия внутри себя.
И именно эта критика критериев, которую Запад всячески восхваляет, и дает
понять, насколько проблема шкалы ценностей тонка и деликатна. Необходимо
ли, правильно ли хранить банковские секреты? Многие считают, что да. Ну а
если такая конфиденциальность позволяет террористам хранить деньги в
банках Лондона? Тогда защита этой секретной информации - бесспорное благо
или сомнительное? Мы постоянно ставим под вопрос многие критерии. И уже со
школьной скамьи нужно учиться обсуждать и анализировать систему ценностей,
которые на эмоциональном уровне мы признаем бесспорными.
Но проблема культурной антропологии решается с большим трудом, если
представитель другой культуры (то есть другой системы ценностей) приезжает
к нам. Ведь на самом деле, расизм возникает именно тогда, когда мы
сталкиваемся с чужеродной культурой у нас дома. Что бы сделали мы с
людоедом из Новой Гвинеи (предположим, что такие еще остались), который бы
эмигрировал на Запад и ощущал необходимость съедать по одному человеку
хотя бы каждое воскресенье?
Что касается людоеда, то тут мы все согласны, мы отправим его в тюрьму. Но
что делать, например, с требованием мусульманок разрешить им не снимать
паранджу, фотографируясь на паспорт? Ведь наши законы одинаковы для всех,
как для сограждан, так и для гостей, и на паспорт нельзя поместить
подобную фотографию. Я, например, думаю, что вопрос о фотографии можно
подвергнуть дискуссии, в конце концов, фотография не так уж и важна. Кроме
того, если бы мусульманские девушки посещали наши школы, они могли бы
узнать много нового для себя о правах человека, точно так же, как многие
люди с Запада, посещая мусульманские школы, свободно принимают Коран и
становятся мусульманами. Анализировать критерии ценностей - значит решить,
что мы можем принять многое, но что некоторые вещи для нас неприемлемы.
Запад вложил много усилий и средств в то, чтобы изучить обычаи и образ
жизни Других, но никто не посоветовал Другим изучить обычаи и образ жизни
на Западе. Много ли антропологов из Китая или Африки приехали на Запад,
чтобы изучить нашу культуру и рассказать о ней не только своим
согражданам, но и нам самим: рассказать о том, как они нас видят?
Представьте себе, что исламские фундаменталисты приглашены к нам посещать
курсы фундаментализма христианского (я имею в виду протестантов, которые
до сих пор борются за то, чтобы изъять из школьных учебников любой намек
на Дарвина). Я считаю, что изучение фундаментализма других культур с
антропологической точки зрения могло бы помочь понять природу собственного
фундаментализма. Пусть они приедут изучить наше представление о священной
войне (я лично мог бы посоветовать им несколько интересных книг, в том
числе достаточно недавних), и, может быть, они взглянули бы более критично
на собственные идеи о священной войне.
Одна из ценностей нашей западной культуры заключается в попытке признать
различия между людьми и принять их. Теоретически считается вполне
нормальным и политкорректным прилюдно говорить о человеке, например, что
он гомосексуалист. Но потом, дома, посмеиваясь, называют его извращенцем.
И как же тогда научиться принимать различия? L'Academie Universelle des
Cultures выпустила сайт с материалами для педагогов, которые хотят научить
школьников принимать тех, кто отличается от них самих (по цвету кожи,
религии, обычаям и так далее). Прежде всего было решено не говорить детям
неправды о том, что все люди одинаковы. Дети очень тонко чувствуют, что
некоторые их соседи или одноклассники отличаются от других - имеют другой
цвет кожи и разрез глаз, едят странные вещи и не ходят к причастию.
Необходимо объяснить детям, что люди очень отличаются друг от друга, и
подробно рассказать, в чем именно заключаются отличия, и что они могут
быть источником культурного богатства.
Терпимость к различиям, безусловно, является одной из наименне оспоримых
ценностей, и мы считаем нашу культуру, научившуюся быть терпимой, -
зрелой, а те культуры, которые не признают терпимости - варварскими. В
противном случае, можно было бы отправиться туда, где еще существуют
каннибалы, и съесть их - пусть учатся. Мы надеемся, что, подобно тому, как
у нас существуют мечети, станет возможным существование христианских
храмов в арабских странах, и не будут больше обстреливаться статуи Будды.
В том случае, если мы действительно верим в истинность наших ценностей.
[Обсудить публикацию]
0 сообщений
УМБЕРТО ЭКО: Несколько сценариев глобальной войны ("El Pais", Испания) К какому кризису, сопровождающемуся коллективной депрессией и отсутствием моти
Вопрос, который смущает сегодня сознание всех, состоит не том, хорош или плох терроризм, и не в том, необходимо ли вырвать его с корнем, даже если форма борьбы с ним будет насильственной: относительно этого имеется единодушное соглашение, по крайней мере, в Европе и многих арабских странах, даже пацифист принимает, что в ситуации оправданной защиты обязательна определенная доля насилия. Если бы это было иначе, не должны были бы существовать даже силы полиции, не надо бы было применять насилие против тех, кто стреляет в общество. Настоящие проблемы совсем другие: является ли война подходящей формой насилия и должно ли то противостояние, которое нас ожидает перерасти в противостояние цивилизаций - или, если угодно, культур - либо в войну между Востоком и Западом. Отсюда и впредь, я буду для удобства пользоваться выражением "война В/З", таким же образом как на протяжении 'холодной войны', с большими географическими натяжками, называлась Востоком - Чехословакия, а Западом - Финляндия, Востоком - Китай и Западом - Япония. И, естественно, говоря о столкновении миров христианского и мусульманского, под христианами я подразумеваю всех людей Запада, в том числе атеистов и агностиков, а под миром мусульманским также и тех, в ком мало веры, тех, кто втайне пьет вино, совершенно не думая о Коране.
С одной стороны, военные операции могут на Востоке подтолкнуть массы фундаменталистов к захвату власти в различных мусульманских государствах, включая даже некоторые из тех, что поддерживают Соединенные Штаты; с другой стороны, увеличение непредсказуемых нападений может привести западные массы к определению ислама в целом как своего врага. После чего, мы получили бы фронтальное столкновение, решающий Армагеддон, финальное сражение между силами Добра и Зла (в котором каждая сторона считала бы злом сторону противостоящую). Этот сценарий не настолько невозможен. Посему, как и все сценарии, он должен быть прорисован до самых последних деталей.
Признаю, что для того, чтобы сделать это необходимо знать искусcтво научного вымысла (science-fiction). Но и взрывы двух башен опередили многочисленные science-fiction кинематографа, и, потому, все эти научно-вымышленные сценарии не обязательно говорят о том, что произойдет, но, да, могут быть использованы для того, чтобы сказать, что может произойти.
Лобовое столкновение, ведь, такое же, как прежде. Но в прошлом была Европа с четкими границами, со Средиземноморьем между христианами и неверными и с Пиренеями, отделявшими западную часть континента, которая частично была еще и частью арабской. Исходя из этого, столкновение могло принимать две формы: нападение или удержание.
Нападение было создано Крестовыми походами, но известно, что получилось. Единственный крестовый поход, который привел к результативным завоеваниям (основанию королевств франков на Ближнем Востоке) - это первый. Затем, на протяжении полутора веков (с Иерусалимом опять в руках мусульман), было еще шесть, не говоря уже о бесчисленных фанатичных и безрассудных экспедициях, например, так называемый Крестовый поход детей. Во всех них чувствовалось, что реакция на призыв Святого Бернара и понтификов была не столь восторженной и несколько сконфуженной. Второй поход был плохо организован; третий стал свидетелем смерти Барбароссы в пути; и видел, как французы и англичане достигли вражеского берега и, после некоторых завоеваний и некоторых переговоров, вернулись домой. В четвертом христиане забыли про Иерусалим и пошли грабить Константинополь. Пятый и шестой были, практически, путешествием туда и обратно. Во время седьмого и восьмого, отважный Святой Людовик смело сражался на берегу, но не добился ничего значительного и нашел там смерть. Конец крестовых походов.
Единственной, успешной военной операцией стала позднее Реконкиста Испании. Но она не была заморской экспедицией, скорее, борьбой за национальное воссоединение (нечто похожее было в Италии с Пьемонтом), которое не разрешила проблему столкновения между двумя мирами, а просто перенесла пограничную линию.
В том, что касается удержания, - то, турки остановились перед Веной, была победа в битве при Лепанто, на берегу строились башни для предупреждения пиратов-сарацин, и так на протяжении нескольких веков. Турки не завоевали Европу, но противоборство продолжается.
Позднее, в последние столетия, мы присутствовали при новом столкновении: Запад выжидает, пока Восток обессилит, и колонизирует его. Как операция, она, безусловно, была коронована, и на протяжении длительного периода времени, успехом, но сегодня мы видим результаты. И противостояние не было уничтожено, лишь обострилось.
Можно сказать, что, в конце концов, Запад вышел победителем. Европа не была захвачена людьми в тюрбанах и с турецкими саблями, а эти, в своем доме, были вынуждены принять западную технологию в полной мере. Да, это могло бы считаться успехом, если бы, благодаря этим западным технологиям, Бен Ладену не удалось разрушить две башни. Представляю, как потирают руки западные производители вооружения каждый раз, когда им удается продать высокую военную технологию на Восток, и, чтобы отметить это, покупают новую яхту в сто метров длиной. Если так вам нравится, то - веселитесь, ребята, вы победили.
Но, до этого момента, я не выполнил своего обещания и говорил об истории, не о science-fiction. Теперь перейдем к научному вымыслу, который имеет то утешительное преимущество, что не является правдой в тот момент, когда его представляют.
Итак, вернемся к представлению фронтального столкновения; то бишь, к войне В/З. Чем отличается это противоборство отличается столкновений прошлого? Во времена крестовых походов военный потенциал мусульман мало отличался от потенциала христиан: мечи и тараны были в распоряжении и тех, и других. Сегодня, Запад имеет преимущество, в смысле, военной технологии. Действительно, Пакистан, управляемый фундаменталистами, мог бы использовать атомную бомбу, но, максимум, чего бы он добился - это разрушения, например, Парижа, и незамедлительно все его ядерные запасы были бы уничтожены. Если бы разбился американский самолет, они построили бы новый, если разобьется самолет сирийский - у них будут проблемы по покупке нового на Западе. Восток разрушает Париж, а Запад посылает атомную бомбу на Мекку. Восток распространяет ботулизм по почте, а Запад заражает всю Аравийскую пустыню, как это делается при помощи пестицидов на бескрайних полях Среднего Запада, и умирают все, вплоть до верблюдов. Замечательно. Долго бы это не продолжалось, максимум - год; потом бы все взяли в руки камни, но они проиграли бы.
За одним исключением: есть еще одно отличие от прошлого. Во времена крестовых походов христиане не нуждались в арабском железе, чтобы делать себе мечи, ни мусульмане - в железе христианском. Сегодня же, наша, даже самая совершенная, технология живет за счет нефти, а нефть - у них, по крайней мере, большая ее часть. Сами они, особенно если скважины будут разбомблены, не могут добывать его; но и мы остаемся без него. Можно, конечно попробовать сбросить с парашютами миллионы западных солдат, для завоевания и охраны скважин, но тогда их взорвут они, и, к тому же, провести наземную операцию в этих странах не настолько легко.
Поэтому, Западу пришлось бы преобразовать всю свою технологию, для того, чтобы исключить нефть. И, исходя из того, что до сих пор не удавалось создать электромобиль, который двигался бы со скоростью, превышающей 80 км/ч и не тратил бы целой ночи на подзарядку, не знаю сколько времени займет эта реконверсия. Не говоря даже об уязвимости новых энергетических станций, потребовалось бы длительное время для приведения в движение танков и самолетов, и переоборудовании наших электростанций таким образом, чтобы они могли работать от энергии атома. К тому же, надо посмотреть согласятся ли с этим Шесть Сестер. Меня бы не удивило то, что западные нефтяные магнаты смирились бы с исламизацией мира, лишь бы не терять свои доходы.
Но и это еще не конец. В добрые старые времена, сарацины были на одном берегу - там, далеко за морем, а христиане - на другом. Если бы во времена крестовых походов два араба (возможно переодетых), попытались бы воздвигнуть в Риме мечеть, их обезглавили бы, и эту попытку больше бы никто не повторил. Сегодня же, Европа заполнена мусульманами, которые говорят на наших языках и обучаются в наших школах. Если, даже сейчас, некоторые из них поддерживают фундаменталистов своей страны, представим себе, что произойдет, если разразится война В/З. Это была бы первая война с врагом, живущим в твоем доме и имеющим медицинскую страховку.
Но, внимание, эта же проблема будет стоять и в исламском мире, который в своем доме имеет западные производства и даже христианские анклавы, такие, как Эфиопия. Потому как враг, по определению - плохой, смиримся с погибшими христианами на том берегу моря. На войне - как на войне. Они изначально были пушечным мясом. Потом мы всех их канонизируем на площади Святого Петра.
И, что мы сделаем в нашей стране, в ответ? Если конфликт перерастет в более, радикальный, чем положено, и упадут другие небоскребы, или, даже, Собор Святого Петра, мы получим дом а-ля мусульманский. Некое подобие Варфоломеевской ночи или Сицилианской Вечерни: берется любой, у которого есть усы и кожа не достаточно бела, и обезглавливается. Речь идет об убийстве миллионов человек, но толпа позаботится об этом, не будет даже необходимости беспокоить наши вооруженные силы. Естественно, надо было бы посмотреть, не обезглавят ли случайно араба христианина, или сицилийца, у которого нет нормандских голубых глаз, но мы настолько политкорректны, что в наших удостоверениях личности не указано, христианин ты или араб, и к тому же нельзя доверять светловолосым европейцам, ставшим неверными. Как было сказано раньше о борьбе с еретиками: "Сейчас убивайте их всех, Господь затем приберет своих". С другой стороны никто не может рисковать и развязать войну на всей планете и позволить оставаться в своем доме, хотя бы, одному террористу, который затем, возьмет и поступит как камикадзе на одной из станций.
Мог бы взять верх разум. В этом случае никого не стали бы обезглавливать. Но, даже американцы, столь либеральные в начале II-ой Мировой Войны, собрали в своих концентрационных лагерях, пусть и очень гуманно, всех японцев, которые нашлись у них дома, включая тех, кто родился там. Посему и (всегда, не долго думая), собираются все предполагаемы мусульмане - а, что касается эфиопов христиан, ну, что с ними сделается, Господь узнает своих - и пристроит их куда-нибудь. Куда? При том количестве жителей вне сообщества, которые бродят по Европе, создание лагерей заключенных потребовало бы огромного пространства, организации, охраны, пищи и медицинской поддержки - то есть, невыполнимых затрат, не говоря уже о том, что эти лагеря превратятся в мины замедленного действия, которые взорвутся, как только вместе окажется несколько тысяч человек, а лагеря на четверых не предусмотрены.
Или, не так, собираем их всех вместе ( это не просто - но, что будет с нами, если останется хотя бы один! - и все надо сделать быстро, за один раз), погружаем на целую флотилию из торговых кораблей и высаживаем- Где? Мы говорим: " Извините, господин Каддафи; извините, господин Хуссейн, не будете ли Вы столь любезны, что примете у себя эти три миллиона турков, которые я пытаюсь изгнать из Германии?". Единственный выход - это тот, который используют торговцы эмигрантами: они сбрасываются в море. Миллионы трупов на поверхности Средиземного моря. Хотелось бы мне посмотреть, какое из Правительств отважится на такой шаг, это было бы даже хуже, чем пропавшие без вести, Гитлер, и тот, уничтожал понемногу и втайне.
Как альтернатива, исходя из того, что мы - хорошие, мы позволим им спокойно оставаться в нашем доме, но за каждым будет стоять агент полиции и наблюдать. Где мы возьмем столько полицейских? Мы наберем их из числа тех, кто не входит в сообщество. А если произойдет тоже, что и в Соединенных Штатах, где авиакомпании, пытаясь сэкономить, позволяли эмигрантам из третьего мира производить контроль в аэропортах, а затем решили, что, быть может, им не стоило доверять?
Естественно, так размышлять на эту тему мог бы, с другой стороны баррикады, какой-нибудь здравомыслящий мусульманин. Фронт фундаменталистов, конечно же, не во всем вышел бы победителем, целая череда гражданских войн залила бы кровью их страны, превратившись затем в ужасную бойню, на их головы свалились бы еще и экономические кризисы, у них было бы меньше еды и еще меньше медикаментов, из того немного, что у них есть сейчас, они вымирали бы, как мухи. Но, если мы смотрим с точки зрения фронтального столкновения, мы должны думать не о их проблемах, а о наших.
Вернемся опять на Запад, между наших стройных рядов появятся группы филоисламистов, не из религиозных соображений, а по причине своего оппозиционного отношения к войне, новые секты, которые откажутся выбрать Запад, последователи Ганди, скрестившие руки и отказавшиеся от взаимоотношений со своими правительствами, фанатики, наподобие тех, их Вако, которые начнут (не будучи мусульманскими фундаменталистами) сеять террор, дабы очистить погрязший в коррупции Запад. Но не обязательно думать об этих маргиналах. Я размышляю о большинстве.
Согласились бы все с уменьшением подачи электроэнергии, не имея при этом возможности зажечь даже керосиновую лампу? Полным упадком средств коммуникации и телевидением, работающим не больше одного часа в день? С поездками на велосипеде вместо автомобиля? Закрытыми кинотеатрами и дискотеками, бесконечными очередями в McDonald's , в попытках получить ежедневную порцию хлеба из отрубей и листик салата? Обобщая, конец экономики процветания и мотовства? Представим себе, что значит для афганца или палестинца-изгнанника жить во времена военной экономики, для них не изменится ничего. А для нас? К какому кризису, сопровождающемуся коллективной депрессией и отсутствием мотивации, мы приближаемся? Готовы ли мы услышать призыв нового Черчилля, обещающего кровь и слезы? Но, ведь, итальянцы сами, после двадцати лет фашистской пропаганды, кричащей о своей цивилизационной миссии, дойдя до определенного предела, были рады проиграть войну, лишь бы только прекратились бомбардировки. Это, правда, что в тот момент мы ждали добрых американцев, в то время, как сейчас нам приходится ждать плохих сарацин, которые будут убивать наших священников и наденут паранджу на наших женщин, но есть ли у нас достаточно доводов, чтобы не принести некоторые жертвы?
Не появятся ли на улицах Европы процессии молящихся, ожидающих, без надежды и в смирении, Апокалипсиса. Мы восхищались стойкостью и патриотической энергией американцев после трагедии 11 сентября, но, несмотря на все их негодование и солидарность, они продолжают жевать свой бифштекс, ездить на своем автомобиле и, те, кто отважится, летать на своих самолетах. А, если нефтяной кризис вызовет упадок, станем свидетелями нехватки Coca-Cola и Big Mac, пустынных супермаркетов, на прилавках только лишь баночка томатной пасты, да протухшее мясо - так, как мы видели это в некоторых странах Восточной Европы в разгар самого кризиса? До какой степени можно идентифицировать с Западом негров из Гарлема, нищих из Бронкса, халдеев их Огайо (да, они существуют, я сам видел их, со всеми этими нарядами и обрядами)?
Запад (и Соединенные Штаты более других) построил свою мощь и процветание, принимая в своем доме людей любой расы и цвета кожи. И, в случае прямого противостояния, долго ли продержится это соединение?
И, наконец, что будут делать страны Латинской Америки, в которых многие, не будучи мусульманами, затаили зло на янки, до такой степени, что некоторые, даже после падения башен, перешептываются о том, что янки сами напросились?
Обобщая, война В/З очень хорошо показала бы, что ислам не столь монолитен, как полагают, что христианство - разрозненно и невротично, где всего лишь единицы захотят стать кандидатами в новые тамплиеры, так сказать, камикадзе Запада.
Эти сценарии science-fiction придумал не я; еще тридцать лет тому назад, правда, предвидя не тотальную войну, всего лишь случайные вспышки, Роберто Вакка (Roberto Vacca) описал апокалиптические сценарии, подобные этому, в своей работе Средневековье - следующее будущее (Medioevo prossimo futuro).
Повторяю: я написал сценарий science-fiction, и, конечно же, я жду, как и все, что он не станет реальностью. Но, я сделал это, чтобы, размышляя логично, показать, что может произойти если начнется война В/З. Все рассмотренные столкновения вытекают из существования глобализации, и, с этой точки зрения, интересы и запросы конфликтующих сторон будут тесно связаны между собой, как это уже есть сейчас, в тугой клубок, который невозможно размотать, не разорвав его.
Это означает, что в эпоху глобализации, вести глобальную войну невозможно, это привело бы к поражению всех.
С одной стороны, военные операции могут на Востоке подтолкнуть массы фундаменталистов к захвату власти в различных мусульманских государствах, включая даже некоторые из тех, что поддерживают Соединенные Штаты; с другой стороны, увеличение непредсказуемых нападений может привести западные массы к определению ислама в целом как своего врага. После чего, мы получили бы фронтальное столкновение, решающий Армагеддон, финальное сражение между силами Добра и Зла (в котором каждая сторона считала бы злом сторону противостоящую). Этот сценарий не настолько невозможен. Посему, как и все сценарии, он должен быть прорисован до самых последних деталей.
Признаю, что для того, чтобы сделать это необходимо знать искусcтво научного вымысла (science-fiction). Но и взрывы двух башен опередили многочисленные science-fiction кинематографа, и, потому, все эти научно-вымышленные сценарии не обязательно говорят о том, что произойдет, но, да, могут быть использованы для того, чтобы сказать, что может произойти.
Лобовое столкновение, ведь, такое же, как прежде. Но в прошлом была Европа с четкими границами, со Средиземноморьем между христианами и неверными и с Пиренеями, отделявшими западную часть континента, которая частично была еще и частью арабской. Исходя из этого, столкновение могло принимать две формы: нападение или удержание.
Нападение было создано Крестовыми походами, но известно, что получилось. Единственный крестовый поход, который привел к результативным завоеваниям (основанию королевств франков на Ближнем Востоке) - это первый. Затем, на протяжении полутора веков (с Иерусалимом опять в руках мусульман), было еще шесть, не говоря уже о бесчисленных фанатичных и безрассудных экспедициях, например, так называемый Крестовый поход детей. Во всех них чувствовалось, что реакция на призыв Святого Бернара и понтификов была не столь восторженной и несколько сконфуженной. Второй поход был плохо организован; третий стал свидетелем смерти Барбароссы в пути; и видел, как французы и англичане достигли вражеского берега и, после некоторых завоеваний и некоторых переговоров, вернулись домой. В четвертом христиане забыли про Иерусалим и пошли грабить Константинополь. Пятый и шестой были, практически, путешествием туда и обратно. Во время седьмого и восьмого, отважный Святой Людовик смело сражался на берегу, но не добился ничего значительного и нашел там смерть. Конец крестовых походов.
Единственной, успешной военной операцией стала позднее Реконкиста Испании. Но она не была заморской экспедицией, скорее, борьбой за национальное воссоединение (нечто похожее было в Италии с Пьемонтом), которое не разрешила проблему столкновения между двумя мирами, а просто перенесла пограничную линию.
В том, что касается удержания, - то, турки остановились перед Веной, была победа в битве при Лепанто, на берегу строились башни для предупреждения пиратов-сарацин, и так на протяжении нескольких веков. Турки не завоевали Европу, но противоборство продолжается.
Позднее, в последние столетия, мы присутствовали при новом столкновении: Запад выжидает, пока Восток обессилит, и колонизирует его. Как операция, она, безусловно, была коронована, и на протяжении длительного периода времени, успехом, но сегодня мы видим результаты. И противостояние не было уничтожено, лишь обострилось.
Можно сказать, что, в конце концов, Запад вышел победителем. Европа не была захвачена людьми в тюрбанах и с турецкими саблями, а эти, в своем доме, были вынуждены принять западную технологию в полной мере. Да, это могло бы считаться успехом, если бы, благодаря этим западным технологиям, Бен Ладену не удалось разрушить две башни. Представляю, как потирают руки западные производители вооружения каждый раз, когда им удается продать высокую военную технологию на Восток, и, чтобы отметить это, покупают новую яхту в сто метров длиной. Если так вам нравится, то - веселитесь, ребята, вы победили.
Но, до этого момента, я не выполнил своего обещания и говорил об истории, не о science-fiction. Теперь перейдем к научному вымыслу, который имеет то утешительное преимущество, что не является правдой в тот момент, когда его представляют.
Итак, вернемся к представлению фронтального столкновения; то бишь, к войне В/З. Чем отличается это противоборство отличается столкновений прошлого? Во времена крестовых походов военный потенциал мусульман мало отличался от потенциала христиан: мечи и тараны были в распоряжении и тех, и других. Сегодня, Запад имеет преимущество, в смысле, военной технологии. Действительно, Пакистан, управляемый фундаменталистами, мог бы использовать атомную бомбу, но, максимум, чего бы он добился - это разрушения, например, Парижа, и незамедлительно все его ядерные запасы были бы уничтожены. Если бы разбился американский самолет, они построили бы новый, если разобьется самолет сирийский - у них будут проблемы по покупке нового на Западе. Восток разрушает Париж, а Запад посылает атомную бомбу на Мекку. Восток распространяет ботулизм по почте, а Запад заражает всю Аравийскую пустыню, как это делается при помощи пестицидов на бескрайних полях Среднего Запада, и умирают все, вплоть до верблюдов. Замечательно. Долго бы это не продолжалось, максимум - год; потом бы все взяли в руки камни, но они проиграли бы.
За одним исключением: есть еще одно отличие от прошлого. Во времена крестовых походов христиане не нуждались в арабском железе, чтобы делать себе мечи, ни мусульмане - в железе христианском. Сегодня же, наша, даже самая совершенная, технология живет за счет нефти, а нефть - у них, по крайней мере, большая ее часть. Сами они, особенно если скважины будут разбомблены, не могут добывать его; но и мы остаемся без него. Можно, конечно попробовать сбросить с парашютами миллионы западных солдат, для завоевания и охраны скважин, но тогда их взорвут они, и, к тому же, провести наземную операцию в этих странах не настолько легко.
Поэтому, Западу пришлось бы преобразовать всю свою технологию, для того, чтобы исключить нефть. И, исходя из того, что до сих пор не удавалось создать электромобиль, который двигался бы со скоростью, превышающей 80 км/ч и не тратил бы целой ночи на подзарядку, не знаю сколько времени займет эта реконверсия. Не говоря даже об уязвимости новых энергетических станций, потребовалось бы длительное время для приведения в движение танков и самолетов, и переоборудовании наших электростанций таким образом, чтобы они могли работать от энергии атома. К тому же, надо посмотреть согласятся ли с этим Шесть Сестер. Меня бы не удивило то, что западные нефтяные магнаты смирились бы с исламизацией мира, лишь бы не терять свои доходы.
Но и это еще не конец. В добрые старые времена, сарацины были на одном берегу - там, далеко за морем, а христиане - на другом. Если бы во времена крестовых походов два араба (возможно переодетых), попытались бы воздвигнуть в Риме мечеть, их обезглавили бы, и эту попытку больше бы никто не повторил. Сегодня же, Европа заполнена мусульманами, которые говорят на наших языках и обучаются в наших школах. Если, даже сейчас, некоторые из них поддерживают фундаменталистов своей страны, представим себе, что произойдет, если разразится война В/З. Это была бы первая война с врагом, живущим в твоем доме и имеющим медицинскую страховку.
Но, внимание, эта же проблема будет стоять и в исламском мире, который в своем доме имеет западные производства и даже христианские анклавы, такие, как Эфиопия. Потому как враг, по определению - плохой, смиримся с погибшими христианами на том берегу моря. На войне - как на войне. Они изначально были пушечным мясом. Потом мы всех их канонизируем на площади Святого Петра.
И, что мы сделаем в нашей стране, в ответ? Если конфликт перерастет в более, радикальный, чем положено, и упадут другие небоскребы, или, даже, Собор Святого Петра, мы получим дом а-ля мусульманский. Некое подобие Варфоломеевской ночи или Сицилианской Вечерни: берется любой, у которого есть усы и кожа не достаточно бела, и обезглавливается. Речь идет об убийстве миллионов человек, но толпа позаботится об этом, не будет даже необходимости беспокоить наши вооруженные силы. Естественно, надо было бы посмотреть, не обезглавят ли случайно араба христианина, или сицилийца, у которого нет нормандских голубых глаз, но мы настолько политкорректны, что в наших удостоверениях личности не указано, христианин ты или араб, и к тому же нельзя доверять светловолосым европейцам, ставшим неверными. Как было сказано раньше о борьбе с еретиками: "Сейчас убивайте их всех, Господь затем приберет своих". С другой стороны никто не может рисковать и развязать войну на всей планете и позволить оставаться в своем доме, хотя бы, одному террористу, который затем, возьмет и поступит как камикадзе на одной из станций.
Мог бы взять верх разум. В этом случае никого не стали бы обезглавливать. Но, даже американцы, столь либеральные в начале II-ой Мировой Войны, собрали в своих концентрационных лагерях, пусть и очень гуманно, всех японцев, которые нашлись у них дома, включая тех, кто родился там. Посему и (всегда, не долго думая), собираются все предполагаемы мусульмане - а, что касается эфиопов христиан, ну, что с ними сделается, Господь узнает своих - и пристроит их куда-нибудь. Куда? При том количестве жителей вне сообщества, которые бродят по Европе, создание лагерей заключенных потребовало бы огромного пространства, организации, охраны, пищи и медицинской поддержки - то есть, невыполнимых затрат, не говоря уже о том, что эти лагеря превратятся в мины замедленного действия, которые взорвутся, как только вместе окажется несколько тысяч человек, а лагеря на четверых не предусмотрены.
Или, не так, собираем их всех вместе ( это не просто - но, что будет с нами, если останется хотя бы один! - и все надо сделать быстро, за один раз), погружаем на целую флотилию из торговых кораблей и высаживаем- Где? Мы говорим: " Извините, господин Каддафи; извините, господин Хуссейн, не будете ли Вы столь любезны, что примете у себя эти три миллиона турков, которые я пытаюсь изгнать из Германии?". Единственный выход - это тот, который используют торговцы эмигрантами: они сбрасываются в море. Миллионы трупов на поверхности Средиземного моря. Хотелось бы мне посмотреть, какое из Правительств отважится на такой шаг, это было бы даже хуже, чем пропавшие без вести, Гитлер, и тот, уничтожал понемногу и втайне.
Как альтернатива, исходя из того, что мы - хорошие, мы позволим им спокойно оставаться в нашем доме, но за каждым будет стоять агент полиции и наблюдать. Где мы возьмем столько полицейских? Мы наберем их из числа тех, кто не входит в сообщество. А если произойдет тоже, что и в Соединенных Штатах, где авиакомпании, пытаясь сэкономить, позволяли эмигрантам из третьего мира производить контроль в аэропортах, а затем решили, что, быть может, им не стоило доверять?
Естественно, так размышлять на эту тему мог бы, с другой стороны баррикады, какой-нибудь здравомыслящий мусульманин. Фронт фундаменталистов, конечно же, не во всем вышел бы победителем, целая череда гражданских войн залила бы кровью их страны, превратившись затем в ужасную бойню, на их головы свалились бы еще и экономические кризисы, у них было бы меньше еды и еще меньше медикаментов, из того немного, что у них есть сейчас, они вымирали бы, как мухи. Но, если мы смотрим с точки зрения фронтального столкновения, мы должны думать не о их проблемах, а о наших.
Вернемся опять на Запад, между наших стройных рядов появятся группы филоисламистов, не из религиозных соображений, а по причине своего оппозиционного отношения к войне, новые секты, которые откажутся выбрать Запад, последователи Ганди, скрестившие руки и отказавшиеся от взаимоотношений со своими правительствами, фанатики, наподобие тех, их Вако, которые начнут (не будучи мусульманскими фундаменталистами) сеять террор, дабы очистить погрязший в коррупции Запад. Но не обязательно думать об этих маргиналах. Я размышляю о большинстве.
Согласились бы все с уменьшением подачи электроэнергии, не имея при этом возможности зажечь даже керосиновую лампу? Полным упадком средств коммуникации и телевидением, работающим не больше одного часа в день? С поездками на велосипеде вместо автомобиля? Закрытыми кинотеатрами и дискотеками, бесконечными очередями в McDonald's , в попытках получить ежедневную порцию хлеба из отрубей и листик салата? Обобщая, конец экономики процветания и мотовства? Представим себе, что значит для афганца или палестинца-изгнанника жить во времена военной экономики, для них не изменится ничего. А для нас? К какому кризису, сопровождающемуся коллективной депрессией и отсутствием мотивации, мы приближаемся? Готовы ли мы услышать призыв нового Черчилля, обещающего кровь и слезы? Но, ведь, итальянцы сами, после двадцати лет фашистской пропаганды, кричащей о своей цивилизационной миссии, дойдя до определенного предела, были рады проиграть войну, лишь бы только прекратились бомбардировки. Это, правда, что в тот момент мы ждали добрых американцев, в то время, как сейчас нам приходится ждать плохих сарацин, которые будут убивать наших священников и наденут паранджу на наших женщин, но есть ли у нас достаточно доводов, чтобы не принести некоторые жертвы?
Не появятся ли на улицах Европы процессии молящихся, ожидающих, без надежды и в смирении, Апокалипсиса. Мы восхищались стойкостью и патриотической энергией американцев после трагедии 11 сентября, но, несмотря на все их негодование и солидарность, они продолжают жевать свой бифштекс, ездить на своем автомобиле и, те, кто отважится, летать на своих самолетах. А, если нефтяной кризис вызовет упадок, станем свидетелями нехватки Coca-Cola и Big Mac, пустынных супермаркетов, на прилавках только лишь баночка томатной пасты, да протухшее мясо - так, как мы видели это в некоторых странах Восточной Европы в разгар самого кризиса? До какой степени можно идентифицировать с Западом негров из Гарлема, нищих из Бронкса, халдеев их Огайо (да, они существуют, я сам видел их, со всеми этими нарядами и обрядами)?
Запад (и Соединенные Штаты более других) построил свою мощь и процветание, принимая в своем доме людей любой расы и цвета кожи. И, в случае прямого противостояния, долго ли продержится это соединение?
И, наконец, что будут делать страны Латинской Америки, в которых многие, не будучи мусульманами, затаили зло на янки, до такой степени, что некоторые, даже после падения башен, перешептываются о том, что янки сами напросились?
Обобщая, война В/З очень хорошо показала бы, что ислам не столь монолитен, как полагают, что христианство - разрозненно и невротично, где всего лишь единицы захотят стать кандидатами в новые тамплиеры, так сказать, камикадзе Запада.
Эти сценарии science-fiction придумал не я; еще тридцать лет тому назад, правда, предвидя не тотальную войну, всего лишь случайные вспышки, Роберто Вакка (Roberto Vacca) описал апокалиптические сценарии, подобные этому, в своей работе Средневековье - следующее будущее (Medioevo prossimo futuro).
Повторяю: я написал сценарий science-fiction, и, конечно же, я жду, как и все, что он не станет реальностью. Но, я сделал это, чтобы, размышляя логично, показать, что может произойти если начнется война В/З. Все рассмотренные столкновения вытекают из существования глобализации, и, с этой точки зрения, интересы и запросы конфликтующих сторон будут тесно связаны между собой, как это уже есть сейчас, в тугой клубок, который невозможно размотать, не разорвав его.
Это означает, что в эпоху глобализации, вести глобальную войну невозможно, это привело бы к поражению всех.
Умберто ЭКО: Как обогатиться на несчастиях других ("L'Espresso", Италия) Деятельность предсказателей v одна из самых прибыльных и самых простых. Вот
Если вас не удовлетворяет собственная экономическая ситуация и вы хотите поменять профессию, то имейте в виду, что профессия пророка - одна из самых прибыльных и (в противоположность тому, что вы могли бы подумать) самых простых. Достаточно иметь определенный заряд симпатии, минимальную способность понимать других и плести языком. Но и без этих данных всегда есть статистика, которая работает на вас.
Попробуйте провести эксперимент: приблизьтесь к любому человеку, пусть даже случайному (но, разумеется, было бы неплохо, если бы выбранный вами человек был расположен проверить ваши экстрасенсорные качества). Посмотрите ему в глаза и скажите: "Я чувствую, что кто-то постоянно думает о тебе, кто-то, кого ты не видел\а много лет, но кого в прошлом ты очень любил\а, и страдал\а, не чувствуя взаимности. Теперь этот человек почувствовал, насколько заставил тебя страдать, и раскаивается, хотя и понимает, что уже слишком поздно.
Есть ли хоть один человек в мире (кроме, конечно, детей), который в прошлом не пережил бы несчастную любовь или, по крайней мере, не достаточно взаимную? И вот уже ваш субъект первым бежит к вам на помощь и хочет с вами сотрудничать, говоря, что он понял, о ком это вы так тонко догадались. Также можете сказать кому угодно: "есть человек, который вас недооценивает, который плохо о вас говорит, но делает это из зависти. Очень маловероятно, что ваш исследуемый ответит, что его все обожают, и он не представляет, о ком это может идти речь. Скорее всего, он сразу же определит, что это за человек и удивится вашей способности экстрасенсорного видения.
Или же объявите вашим пациентам, что вы обладаете способностью видеть около них призраков дорогих им умерших родственников. Приблизьтесь к человеку среднего возраста и скажите, что рядом видите тень пожилого человека, умершего от болезни сердца. Любой живой человек имеет двух родителей, четырех бабушек и дедушек, а если вам повезет, то и дядюшек и тетушек, а также, возможно, крестную или крестного. А если этому человеку уже достаточно много лет, то очень вероятно, что эти его любимые родственники уже умерли, и из минимального количества 6 мертвецов должен быть один, умерший от сердечной недостаточности.
Если же вам не повезло, и вы выбрали не самого подходящего из нескольких заинтересованных в ваших услугах клиентов, то скажите, что, возможно, произошла ошибка, что то, что вы видите - это, наверное, не родственник вашего собеседника, а кого-то из стоящих рядом. И почти наверняка один из присутствующих скажет, что речь идет о его отце или матери, и тогда вы можете начать говорить о теплоте, которое распространяет эта тень и о любви, которую испытывает к своему сыну\дочери, теперь уже полностью попавшему под ваши чары.
Внимательные читатели уже распознали технику некоторых харизматических персонажей, которые появляются и в телепередачах. Нет ничего проще, чем убедить родителя, только что потерявшего сына, или того, кто оплакивает смерть матери или мужа, что эта добрая душа на превратилась в ничто и что она до сих пор шлет послания с того света. Я повторяю, здесь очень легко проявить свое "дарование", поскольку боль и доверчивость других работают на вас.
Но все это только в том случае, если среди ваших клиентов не окажется кого-нибудь из Cicap, то есть Итальянского комитета по контролю за утверждениями о паранормальных явлениях, с работой которого вы можете познакомиться на сайте www.cicap.org. Исследователи этого комитета преследуют все то, что претворяется сверхъестественным (от полтергейста до парения в воздухе, от спиритических сеансов до НЛО, не забывая про призраков, предсказания, видения и все в этом роде). Они выясняют механизмы этого явления и разоблачают трюк, научно объясняя то, что казалось таинственным, часто даже повторяют эксперимент, чтобы доказать, что, зная некоторые технологии, все могут стать магами.
Два сотрудника этого комитета, Массимо Полидоро (Massimo Polidoro) и Луиджи Гарласкелли (Luigi Garlaschelli), занимаются изданием книги "Исследователи оккультного. Десять лет изучения сверхъестественного", где (если вы не из тех, кто плачет, когда ему говорят, что Деда Мороза не существует) вы прочтете много забавных историй.
Но хватит говорить о развлечении. Тот факт, что Cicap имеет так много дел означает, что доверчивость распространена гораздо больше, чем мы думаем, и даже если эту книгу прочтут тысячи, то миллионы продолжат следовать за пророками, играющими с чужой болью. Да и кто может воспрепятствовать этому?
Попробуйте провести эксперимент: приблизьтесь к любому человеку, пусть даже случайному (но, разумеется, было бы неплохо, если бы выбранный вами человек был расположен проверить ваши экстрасенсорные качества). Посмотрите ему в глаза и скажите: "Я чувствую, что кто-то постоянно думает о тебе, кто-то, кого ты не видел\а много лет, но кого в прошлом ты очень любил\а, и страдал\а, не чувствуя взаимности. Теперь этот человек почувствовал, насколько заставил тебя страдать, и раскаивается, хотя и понимает, что уже слишком поздно.
Есть ли хоть один человек в мире (кроме, конечно, детей), который в прошлом не пережил бы несчастную любовь или, по крайней мере, не достаточно взаимную? И вот уже ваш субъект первым бежит к вам на помощь и хочет с вами сотрудничать, говоря, что он понял, о ком это вы так тонко догадались. Также можете сказать кому угодно: "есть человек, который вас недооценивает, который плохо о вас говорит, но делает это из зависти. Очень маловероятно, что ваш исследуемый ответит, что его все обожают, и он не представляет, о ком это может идти речь. Скорее всего, он сразу же определит, что это за человек и удивится вашей способности экстрасенсорного видения.
Или же объявите вашим пациентам, что вы обладаете способностью видеть около них призраков дорогих им умерших родственников. Приблизьтесь к человеку среднего возраста и скажите, что рядом видите тень пожилого человека, умершего от болезни сердца. Любой живой человек имеет двух родителей, четырех бабушек и дедушек, а если вам повезет, то и дядюшек и тетушек, а также, возможно, крестную или крестного. А если этому человеку уже достаточно много лет, то очень вероятно, что эти его любимые родственники уже умерли, и из минимального количества 6 мертвецов должен быть один, умерший от сердечной недостаточности.
Если же вам не повезло, и вы выбрали не самого подходящего из нескольких заинтересованных в ваших услугах клиентов, то скажите, что, возможно, произошла ошибка, что то, что вы видите - это, наверное, не родственник вашего собеседника, а кого-то из стоящих рядом. И почти наверняка один из присутствующих скажет, что речь идет о его отце или матери, и тогда вы можете начать говорить о теплоте, которое распространяет эта тень и о любви, которую испытывает к своему сыну\дочери, теперь уже полностью попавшему под ваши чары.
Внимательные читатели уже распознали технику некоторых харизматических персонажей, которые появляются и в телепередачах. Нет ничего проще, чем убедить родителя, только что потерявшего сына, или того, кто оплакивает смерть матери или мужа, что эта добрая душа на превратилась в ничто и что она до сих пор шлет послания с того света. Я повторяю, здесь очень легко проявить свое "дарование", поскольку боль и доверчивость других работают на вас.
Но все это только в том случае, если среди ваших клиентов не окажется кого-нибудь из Cicap, то есть Итальянского комитета по контролю за утверждениями о паранормальных явлениях, с работой которого вы можете познакомиться на сайте www.cicap.org. Исследователи этого комитета преследуют все то, что претворяется сверхъестественным (от полтергейста до парения в воздухе, от спиритических сеансов до НЛО, не забывая про призраков, предсказания, видения и все в этом роде). Они выясняют механизмы этого явления и разоблачают трюк, научно объясняя то, что казалось таинственным, часто даже повторяют эксперимент, чтобы доказать, что, зная некоторые технологии, все могут стать магами.
Два сотрудника этого комитета, Массимо Полидоро (Massimo Polidoro) и Луиджи Гарласкелли (Luigi Garlaschelli), занимаются изданием книги "Исследователи оккультного. Десять лет изучения сверхъестественного", где (если вы не из тех, кто плачет, когда ему говорят, что Деда Мороза не существует) вы прочтете много забавных историй.
Но хватит говорить о развлечении. Тот факт, что Cicap имеет так много дел означает, что доверчивость распространена гораздо больше, чем мы думаем, и даже если эту книгу прочтут тысячи, то миллионы продолжат следовать за пророками, играющими с чужой болью. Да и кто может воспрепятствовать этому?
Самые известные высказывания Буша, собранные Умберто Эко ("El Mundo", Испания) Умберто Эко/ Umberto Eco, 20 февраля 2003
Над всей Землей дуют ветры войны, и наша судьба находится в руках самого влиятельного человека на планете: Джорджа У. Буша (George W. Bush). Сегодня, конечно же, никто не мечтает о том, чтобы нашими государствами, как мечтал Платон, управляли философы, но было бы, по крайней мере, неплохо, чтобы на их месте оказались бы люди со светлыми мыслями в голове.
Возможно, стоит зайти в Интернете на сайт www.bushisms.com, на котором собраны все самые знаменитые высказывания Буша. Среди них мне удалось обнаружить следующие фразы (без указания места и даты их произнесения):
«Если мы не начнем войну, то рискуем проиграть».
«Окружающей среде угрожает не загрязнение, а нечистота воды и воздуха».
А вот несколько обращений к журналистам:
«Стоило бы спросить того, кто мне задал вопрос. У меня не было возможности спросить того, кто мне задал вопрос. А о каком вопросе идет речь?». (Остин, Техас, 08.01.01).
«Полагаю, что если Вы действительно уверены в том, что говорите, мне будет гораздо легче ответить на Ваш вопрос. Я не могу ответить на ваш вопрос». (Рейнольдсбург, Огайо, 04.10.00).
«Женщина, которая знала, что у меня дислексия. Как она могла это знать, если я даже никогда не встречался с нею?». (Оранж, Калифорния, 15.09.00).
О политике:
«О незаконности действий нам необходимо говорить так, словно у нас ее нет». (20.05.96).
«Полагаю, что мы стоим на пути к еще большей свободе и демократии, с которого невозможно свернуть. Но все может измениться». (22.05.98).
«Я намерен сохранить исполнительную власть не только за собой, но и за моими предшественниками». (Вашингтон, 29.01.01).
«Мы готовы вести работу с обеими сторонами, чтобы снизить уровень террора до уровня, приемлемого для обеих сторон». (Вашингтон, 02.10.01).
«Я знаю, что у Вашингтона много амбиций. Это естественно. Но надеюсь, что те, кто преисполнен амбиций, осознают, что гораздо легче победить, если тебе сопутствует успех, чем поражение». (Из интервью Associated Press, 18.01.01).
«Самое великое достижение Америки - каждый должен голосовать». (Остин, 08.12.00).
«Мы хотим, чтобы каждый, кто может найти работу, был способен найти работу». (Программа «60 минут II», 05.12.00).
«Крайне важно понять, что существует гораздо больше торговых отношений, чем торговли». (Выступление на встрече глав правительств стран Америки в Квебек-Сити, 21.04.01).
Об образовании:
«Откровенно говоря, преподаватели - это единственная профессия, представители которой преподают нашим детям». (18.09.95).
«Я хочу, чтобы об администрации Буша говорили, что она ориентируется на результат, потому что я верю в результат, направленный на тотальную концентрацию внимания и энергии на обучение наших детей чтению, потому как наша образовательная система с вниманием относится к детям и их родителям, достаточно лишь взглянуть на эту систему, которая сделает из Америки такую страну, которую мы хотели бы видеть: страну, где люди умеют читать и ждать». (Вашингтон, 11.01.01).
«Система всеобщего образования является одной из основ нашей демократии. В конце концов, именно там американские дети учатся быть ответственными гражданами и получают все необходимые навыки, чтобы пользоваться всеми возможностями, которые предоставляет наше общество оппортунистов». (15.05.02).
О науке:
«Природный газ - полусферический. Мне нравится говорить о том, что он полусферичен в природе, потому как это то, что мы можем встретить по соседству». (Остин, 20.12.00).
«Я уверен, что люди и рыбы могут вести мирное сосуществование». (Сагино, 29.09.00).
Внешняя политика:
«Мы потеряли много времени, стараясь говорить с Африкой по справедливости. Африка - это нация, страдающая от немыслимого заболевания». (Из выступления на пресс-конференции, 14.09.00).
«Я беседовал с новым президентом Мексики Висенте Фоксом (Vicente Fox) о поставках нефти Соединенным Штатам. Таким образом мы не будем зависеть от поставок нефти из-за рубежа». (Первые президентские дебаты, 10.03.00).
«Проблема французов заключается в том, что у них нет слов для антрепренеров (деловых людей - прим. пер.)» (Из дискуссии с Блэром).
«У вас тоже есть негры?» (Вопрос к президенту Бразилии Фернандо Кардозо, штат Сан-Пауло, 28.04.02).
«В конце концов, неделю назад Ясир Арафат (Yasir Arafat) находился в окружении в своем дворце в Рамалле, дворце, который явно был наполнен немецкими пацифистами и им подобными людьми. Теперь они ушли. Теперь Арафат спокойно может всем демонстрировать, что он лидер, и что он может управлять людьми». (Вашингтон, 02.05.02).
«Большая часть импортируемых товаров поступает к нам из колоний». (NPR's Morning Editing, 26.09.00).
«Я понимаю, что волнения на Ближнем Востоке приводят к волнениям во всем регионе». (Вашингтон, 13.03.02).
«Моя поездка в Азию начинается в Японии по очень важной причине. Она начинается здесь, потому как вот уже на протяжении полутора веков Америка и Япония составляют самый крепкий и самый продолжительный из всех союзов новейшего времени. Из этого союза родилась эра мира в тихоокеанском регионе». (Токио, 18.02.02).
Умберто Эко - писатель и семиолог.
Возможно, стоит зайти в Интернете на сайт www.bushisms.com, на котором собраны все самые знаменитые высказывания Буша. Среди них мне удалось обнаружить следующие фразы (без указания места и даты их произнесения):
«Если мы не начнем войну, то рискуем проиграть».
«Окружающей среде угрожает не загрязнение, а нечистота воды и воздуха».
А вот несколько обращений к журналистам:
«Стоило бы спросить того, кто мне задал вопрос. У меня не было возможности спросить того, кто мне задал вопрос. А о каком вопросе идет речь?». (Остин, Техас, 08.01.01).
«Полагаю, что если Вы действительно уверены в том, что говорите, мне будет гораздо легче ответить на Ваш вопрос. Я не могу ответить на ваш вопрос». (Рейнольдсбург, Огайо, 04.10.00).
«Женщина, которая знала, что у меня дислексия. Как она могла это знать, если я даже никогда не встречался с нею?». (Оранж, Калифорния, 15.09.00).
О политике:
«О незаконности действий нам необходимо говорить так, словно у нас ее нет». (20.05.96).
«Полагаю, что мы стоим на пути к еще большей свободе и демократии, с которого невозможно свернуть. Но все может измениться». (22.05.98).
«Я намерен сохранить исполнительную власть не только за собой, но и за моими предшественниками». (Вашингтон, 29.01.01).
«Мы готовы вести работу с обеими сторонами, чтобы снизить уровень террора до уровня, приемлемого для обеих сторон». (Вашингтон, 02.10.01).
«Я знаю, что у Вашингтона много амбиций. Это естественно. Но надеюсь, что те, кто преисполнен амбиций, осознают, что гораздо легче победить, если тебе сопутствует успех, чем поражение». (Из интервью Associated Press, 18.01.01).
«Самое великое достижение Америки - каждый должен голосовать». (Остин, 08.12.00).
«Мы хотим, чтобы каждый, кто может найти работу, был способен найти работу». (Программа «60 минут II», 05.12.00).
«Крайне важно понять, что существует гораздо больше торговых отношений, чем торговли». (Выступление на встрече глав правительств стран Америки в Квебек-Сити, 21.04.01).
Об образовании:
«Откровенно говоря, преподаватели - это единственная профессия, представители которой преподают нашим детям». (18.09.95).
«Я хочу, чтобы об администрации Буша говорили, что она ориентируется на результат, потому что я верю в результат, направленный на тотальную концентрацию внимания и энергии на обучение наших детей чтению, потому как наша образовательная система с вниманием относится к детям и их родителям, достаточно лишь взглянуть на эту систему, которая сделает из Америки такую страну, которую мы хотели бы видеть: страну, где люди умеют читать и ждать». (Вашингтон, 11.01.01).
«Система всеобщего образования является одной из основ нашей демократии. В конце концов, именно там американские дети учатся быть ответственными гражданами и получают все необходимые навыки, чтобы пользоваться всеми возможностями, которые предоставляет наше общество оппортунистов». (15.05.02).
О науке:
«Природный газ - полусферический. Мне нравится говорить о том, что он полусферичен в природе, потому как это то, что мы можем встретить по соседству». (Остин, 20.12.00).
«Я уверен, что люди и рыбы могут вести мирное сосуществование». (Сагино, 29.09.00).
Внешняя политика:
«Мы потеряли много времени, стараясь говорить с Африкой по справедливости. Африка - это нация, страдающая от немыслимого заболевания». (Из выступления на пресс-конференции, 14.09.00).
«Я беседовал с новым президентом Мексики Висенте Фоксом (Vicente Fox) о поставках нефти Соединенным Штатам. Таким образом мы не будем зависеть от поставок нефти из-за рубежа». (Первые президентские дебаты, 10.03.00).
«Проблема французов заключается в том, что у них нет слов для антрепренеров (деловых людей - прим. пер.)» (Из дискуссии с Блэром).
«У вас тоже есть негры?» (Вопрос к президенту Бразилии Фернандо Кардозо, штат Сан-Пауло, 28.04.02).
«В конце концов, неделю назад Ясир Арафат (Yasir Arafat) находился в окружении в своем дворце в Рамалле, дворце, который явно был наполнен немецкими пацифистами и им подобными людьми. Теперь они ушли. Теперь Арафат спокойно может всем демонстрировать, что он лидер, и что он может управлять людьми». (Вашингтон, 02.05.02).
«Большая часть импортируемых товаров поступает к нам из колоний». (NPR's Morning Editing, 26.09.00).
«Я понимаю, что волнения на Ближнем Востоке приводят к волнениям во всем регионе». (Вашингтон, 13.03.02).
«Моя поездка в Азию начинается в Японии по очень важной причине. Она начинается здесь, потому как вот уже на протяжении полутора веков Америка и Япония составляют самый крепкий и самый продолжительный из всех союзов новейшего времени. Из этого союза родилась эра мира в тихоокеанском регионе». (Токио, 18.02.02).
Умберто Эко - писатель и семиолог.
Сказки тысячи и одной ночи, рассказанные в Багдаде ("L'Espresso", Италия) Это же очевидно, что Саддам напоминает Шехерезаду, которая каждую ночь расс
Это же очевидно, что Саддам напоминает Шехерезаду, которая каждую ночь рассказывала своему господину новую сказку-.
Одной из самых удивительных книг о Японии, прочитанных мною, была «Хризантема и меч» Рут Бенедикт (Ruth Benedict). Книга вышла в свет в 1946 году, то есть уже после окончания войны, но работу над ней Бенедикт начала еще в самый разгар военных действий в 1944 году. В то время она выполняла специальное задание американского правительства, собирая информацию для военного ведомства. Причина была вполне очевидна и заключалась в следующем - об этом пишет сама автор книги в предисловии к ней - после окончания войны (при благоприятном ее исходе) американцам было необходимо установить длительное оккупационное правление в стране, о культуре которой они практически ничего не знали. Американцам нужно было понять, с чем они могут cтолкнуться в хорошо подготовленной в военном и технологическом плане стране, культура которой при этом сильно отличалась от западной.
Кто такие японцы и как нужно к ним относиться, стараясь понять при этом «как поведут себя японцы, а не как мы повели бы себя на их месте»? Не имея возможности отправиться в Японию, читая лишь работы антропологов, написанные о культуре этой страны, обращаясь к японской литературе и кинематографу, и, прежде всего, к истории американо-японских отношений, Рут Бенедикт удалось составить впечатляющую картину. Можно предположить, что она смогла «угадать» не все, конечно - нет, но ее исследование действительно помогло понять, как думали и вели себя японцы того времени.
Говорят, что когда американское военное командование принимало решение, куда сбросить первую атомную бомбу, сначала было высказано предложение нанести удар по Киото. Подобное решение означало бы, что военные не читали книги Рут Бенедикт, потому как тогда они бы знали, что разбомбить Киото - это то же самое, что разбомбить Ватикан для того, чтобы захватить Рим. А постольку поскольку, бомбу на Киото все же не сбросили, можно сделать вывод, что некоторые высшие военные чины с работой Бенедикт все же ознакомились. Не утверждаю, что бомбардировки Хиросимы и Нагасаки были наилучшим способом усмирить японцев, но, как показала история, все последующие послевоенные решения были вполне разумными.
Разумеется, Америка эпоха Рузвельта (Roosevelt) и Трумэна (Truman) отличается от эпохи Буша (Bush), однако, меня интересует следующий вопрос: основываются ли действия американской администрации в отношении Ирака на столь же тщательном антропологическом и культурологическом анализе. Достаточно всего лишь посетить одну из Гарвардских библиотек и прочитать несколько прекрасных сказаний, к которым сегодня обратились многие американские издания, чтобы убедиться в том, что в Соединенных Штатах нет глубокого понимания культуры исламского мира. Однако проблема заключается в другом: насколько хорошо Бушу и его окружению знакомы эти произведения.
Так, к примеру, бурное негодование Белого Дома в ответ на переменчивые заявления Саддама (сначала он говорит, что у него нет ракет; затем - что он их уничтожил; еще позднее - что уничтожит; потом - что их у него всего две или три- и так далее), доказывает, что американское командование вряд ли читало сказки из «Тысячи и одной ночи», действие которых происходит в Багдаде и имеет к багдадскому халифу самое непосредственное отношение.
Мне кажется достаточно очевидным, что Саддам ведет свой рассказ, подобно Шехерезаде, которая каждую ночь рассказывала своему повелителю новую историю. И продолжалось это на протяжении двух лет и девяти месяцев: благодаря своим сказкам Шехерезада осталась жива, и халиф не отрубил ей голову. Столкнувшись с аналогичным затягиванием времени, а такая тактика глубоко корнями уходит в культуру нации, можно действовать лишь двумя способами. Первый - выйти из игры, не позволить Шехерезаде рассказывать свою сказку и немедля отрубить ей голову.
Но даже это решение немедля прекратить повествование станет не более чем таким же затягиванием истории, которая просто несколько иначе будет продолжена на следующий день и растянется на еще одну тысячу ночей. Однако есть и другое решение: всем поступкам Шехерезады, стремящейся как можно дольше тянуть время, противопоставить прямо противоположные действия. Стоит понять (предположу, что Кондолиза Райс все же читала сказки о халифе), что в ответ на каждую историю Саддама-Шехерезады следует рассказывать иную историю, поступая так до тех пор, пока у багдадского правителя не сдадут нервы.
Боюсь, что именно отсутствие познаний в антропологии лежит в основе нетерпимости, с которой Буш реагирует на здравомыслие многих европейских стран. Буш не учитывает, что эти страны на протяжении полутора тысяч лет мирно сосуществовали или боролись с исламским миром и глубоко изучили традиции арабских народов. Франции, Германии и России стоило бы стать Рут Бенедикт нашего времени и объяснить Бушу, что оздоровление всего арабского мира, тяжело страдающего от терроризма фундаменталистов, нельзя воспринимать лишь в одном аспекте.
И не говорите мне, что война не самое подходящее время для занятия культурологическими и антропологическими исследованиями. Римляне воевали с германскими племенами, но для того, чтобы понять суть их столкновений потребовалась помощь Тацита. Те, кто стремился к цивилизации, не только производя пушки, но и финансируя развитие науки, спасая лучших физиков, в то время как Гитлер (Hitler) отправлял их в концлагеря, лучше, чем кто-либо другой должны понимать это.
Одной из самых удивительных книг о Японии, прочитанных мною, была «Хризантема и меч» Рут Бенедикт (Ruth Benedict). Книга вышла в свет в 1946 году, то есть уже после окончания войны, но работу над ней Бенедикт начала еще в самый разгар военных действий в 1944 году. В то время она выполняла специальное задание американского правительства, собирая информацию для военного ведомства. Причина была вполне очевидна и заключалась в следующем - об этом пишет сама автор книги в предисловии к ней - после окончания войны (при благоприятном ее исходе) американцам было необходимо установить длительное оккупационное правление в стране, о культуре которой они практически ничего не знали. Американцам нужно было понять, с чем они могут cтолкнуться в хорошо подготовленной в военном и технологическом плане стране, культура которой при этом сильно отличалась от западной.
Кто такие японцы и как нужно к ним относиться, стараясь понять при этом «как поведут себя японцы, а не как мы повели бы себя на их месте»? Не имея возможности отправиться в Японию, читая лишь работы антропологов, написанные о культуре этой страны, обращаясь к японской литературе и кинематографу, и, прежде всего, к истории американо-японских отношений, Рут Бенедикт удалось составить впечатляющую картину. Можно предположить, что она смогла «угадать» не все, конечно - нет, но ее исследование действительно помогло понять, как думали и вели себя японцы того времени.
Говорят, что когда американское военное командование принимало решение, куда сбросить первую атомную бомбу, сначала было высказано предложение нанести удар по Киото. Подобное решение означало бы, что военные не читали книги Рут Бенедикт, потому как тогда они бы знали, что разбомбить Киото - это то же самое, что разбомбить Ватикан для того, чтобы захватить Рим. А постольку поскольку, бомбу на Киото все же не сбросили, можно сделать вывод, что некоторые высшие военные чины с работой Бенедикт все же ознакомились. Не утверждаю, что бомбардировки Хиросимы и Нагасаки были наилучшим способом усмирить японцев, но, как показала история, все последующие послевоенные решения были вполне разумными.
Разумеется, Америка эпоха Рузвельта (Roosevelt) и Трумэна (Truman) отличается от эпохи Буша (Bush), однако, меня интересует следующий вопрос: основываются ли действия американской администрации в отношении Ирака на столь же тщательном антропологическом и культурологическом анализе. Достаточно всего лишь посетить одну из Гарвардских библиотек и прочитать несколько прекрасных сказаний, к которым сегодня обратились многие американские издания, чтобы убедиться в том, что в Соединенных Штатах нет глубокого понимания культуры исламского мира. Однако проблема заключается в другом: насколько хорошо Бушу и его окружению знакомы эти произведения.
Так, к примеру, бурное негодование Белого Дома в ответ на переменчивые заявления Саддама (сначала он говорит, что у него нет ракет; затем - что он их уничтожил; еще позднее - что уничтожит; потом - что их у него всего две или три- и так далее), доказывает, что американское командование вряд ли читало сказки из «Тысячи и одной ночи», действие которых происходит в Багдаде и имеет к багдадскому халифу самое непосредственное отношение.
Мне кажется достаточно очевидным, что Саддам ведет свой рассказ, подобно Шехерезаде, которая каждую ночь рассказывала своему повелителю новую историю. И продолжалось это на протяжении двух лет и девяти месяцев: благодаря своим сказкам Шехерезада осталась жива, и халиф не отрубил ей голову. Столкнувшись с аналогичным затягиванием времени, а такая тактика глубоко корнями уходит в культуру нации, можно действовать лишь двумя способами. Первый - выйти из игры, не позволить Шехерезаде рассказывать свою сказку и немедля отрубить ей голову.
Но даже это решение немедля прекратить повествование станет не более чем таким же затягиванием истории, которая просто несколько иначе будет продолжена на следующий день и растянется на еще одну тысячу ночей. Однако есть и другое решение: всем поступкам Шехерезады, стремящейся как можно дольше тянуть время, противопоставить прямо противоположные действия. Стоит понять (предположу, что Кондолиза Райс все же читала сказки о халифе), что в ответ на каждую историю Саддама-Шехерезады следует рассказывать иную историю, поступая так до тех пор, пока у багдадского правителя не сдадут нервы.
Боюсь, что именно отсутствие познаний в антропологии лежит в основе нетерпимости, с которой Буш реагирует на здравомыслие многих европейских стран. Буш не учитывает, что эти страны на протяжении полутора тысяч лет мирно сосуществовали или боролись с исламским миром и глубоко изучили традиции арабских народов. Франции, Германии и России стоило бы стать Рут Бенедикт нашего времени и объяснить Бушу, что оздоровление всего арабского мира, тяжело страдающего от терроризма фундаменталистов, нельзя воспринимать лишь в одном аспекте.
И не говорите мне, что война не самое подходящее время для занятия культурологическими и антропологическими исследованиями. Римляне воевали с германскими племенами, но для того, чтобы понять суть их столкновений потребовалась помощь Тацита. Те, кто стремился к цивилизации, не только производя пушки, но и финансируя развитие науки, спасая лучших физиков, в то время как Гитлер (Hitler) отправлял их в концлагеря, лучше, чем кто-либо другой должны понимать это.
Умберто Эко: Трагически неактуальны ("Rebelion", Испания)
Умберто Эко/ Umberto Eco, 07 июля 2004
И сказали афиняне мелийцам: 'Дружба ваша скажет о нашей слабости, а вражда
станет доказательством мощи'.
В актовом зале Университета Болоньи проходила серия конференций, где обсуждались
произведения классиков Древнего мира: сотни студентов собирались, чтобы
послушать доклады на эту тему и отрывки из избранных произведений
древнегреческих авторов. Именно по этой причине в самом начале своей статьи я
привел отрывок из 'Истории' Фукидида, которую хочу рассмотреть подробнее. Речь
пойдет об одном из эпизодов Пелопоннесской войны.
В ходе войны со Спартой Афины намеревались разрушить остров Мелос, выступавший
союзником их врага, но сохранявший в идущих сражениях нейтралитет. Афиняне
обращаются к мелийцам с посланием, суть которого заключается в следующем: мы не
станем досаждать вам длинными рассуждениями, пытаясь доказать, что у нас есть
право делать то, что мы делаем, потому как мы одержали победу над персами, или,
стремясь показать, что вы спровоцировали нас. Ничего подобного мы вам не скажем.
Мы лишь говорим, что либо вы подчиняетесь нам, либо мы вас уничтожим.
Мелийцы отказываются покориться, на что афиняне им отвечают, что принципы
правосудия могут решить конфликт только между теми соперниками, силы которых
равны, в ином же случае 'более сильный противник будет сам решать, что делать, а
слабый должен ему подчиниться'.
Мелийцы отвечают Афинам, используя те же доводы, и пытаются заставить афинян
подумать, какую пользу они извлекут из нападения на их остров: ведь если в войне
верх одержит Спарта, Афинам придется столкнуться с жесткой местью тех городов,
что пережили несправедливое отношение к себе, как, например, Мелос.
Афиняне тогда отвечали, что осознают эту опасность, но 'сегодня находятся здесь
ради блага своей империи, готовы сделать мелийцам несколько предложений, которые
помогут им спасти город, потому как хотят захватить его без лишних хлопот и
добиться того, чтобы спасение Мелоса было выгодно для обеих сторон'.
На что мелийцы ответствовали: 'О какой пользе можно говорить, если мы
превратимся в рабов, в то время как вы станете повелителями?'. И тогда афиняне
сказали: 'Потому что вместо того, чтобы переносить самые страшные муки, вы
подчинитесь нам, мы же выиграем от того, что не станем разрушать ваш город'.
Жители Мелоса держатся с достоинством и упрямством, пытаясь найти выход из
трудного положения, и предлагают Афинам 'быть им друзьями, а не врагами, и не
вставать на сторону ни одного из врагов'. В ответ на это афиняне сказали им:
'Нет, потому как вражда ваша не принесет нам столько вреда как ваша дружба: для
всех народов, покоренных нами, она стала бы признаком слабости, в то время как
ненависть ваша станет доказательством нашей мощи'. Или, проще говоря: вы должны
нас извинить, но мы получим большую выгоду, если подчиним вас себе, а не оставим
в покое: только так все станут бояться нас.
Мелийцы отвечали, что не намерены сопротивляться владычеству Афин, но, все же,
почитая богов, не хотят подчиняться несправедливости. 'Каких богов?', -
поразились греки, которые полагали, что своими требованиями и действиями не
совершают ничего, что нарушало бы веру человека в божественное. А, кроме того,
греки сказали, что убеждены: и человек и боги, располагая властью, прибегнут к
ней, причина чему - необъяснимый зов природы. 'Не нами придуман этот закон, и не
мы первыми прибегли к нему: он уже существовал, когда был дан нам, и мы лишь
будем придерживаться его, полагая, что также поступите и вы, если власть
окажется в ваших руках'.
Мелийцы не пожелали уступить, и тогда афиняне начинают долгую осаду города,
захватывают Мелос, после чего, как пишет Фукидид, 'убивают всех плененных ими
взрослых мужчин города и обращают в рабство детей и женщин'.
Говоря другими словами, существует множество способов использования на практике
'риторики злоупотребления своим положением', то есть оправдания применения силы
любыми причинами - и плохими и хорошими. Все начинается с сюжета известной басни
о волке и ягненке: волк не в состоянии привести никаких веских доводов своей
правоты, но, намереваясь съесть ягненка, начинает говорить всякие глупости,
вроде тех, что ягненок, утолявший жажду, напомним, шагах в ста ниже по ручью,
мутит, мол, воду.
На протяжении всей истории существования Человечества сильные пытались приводить
и более веские аргументы использования своего положения: мы можем натолкнуться
на них даже в 'Mein Kampf' Гитлера или в выступлениях Муссолини. Но, что
особенно поражает в описании Фукидида, так это то, что афиняне применяют
риторику лишь для того, чтобы показать, что использование силы не нуждается в
каких-либо доводах, что оно оправдано само по себе.
Именно по этой причине написанная Фукидидом история еще очень долго будет
оставаться печально-современной, производить такое впечатление и наталкивать на
всевозможные размышления. И более всего при чтении произведений классиков нас
смущает не то, что они еще 2000 лет назад сумели так правдиво показать эту
страшную истину, а то, мы по-прежнему продолжаем совершать те же ошибки, так и
не поняв уроков истории.
Актуальность классиков заключена в их трагической неактуальности.
Оригинал публикации: Tragicamente inactuales
И сказали афиняне мелийцам: 'Дружба ваша скажет о нашей слабости, а вражда
станет доказательством мощи'.
В актовом зале Университета Болоньи проходила серия конференций, где обсуждались
произведения классиков Древнего мира: сотни студентов собирались, чтобы
послушать доклады на эту тему и отрывки из избранных произведений
древнегреческих авторов. Именно по этой причине в самом начале своей статьи я
привел отрывок из 'Истории' Фукидида, которую хочу рассмотреть подробнее. Речь
пойдет об одном из эпизодов Пелопоннесской войны.
В ходе войны со Спартой Афины намеревались разрушить остров Мелос, выступавший
союзником их врага, но сохранявший в идущих сражениях нейтралитет. Афиняне
обращаются к мелийцам с посланием, суть которого заключается в следующем: мы не
станем досаждать вам длинными рассуждениями, пытаясь доказать, что у нас есть
право делать то, что мы делаем, потому как мы одержали победу над персами, или,
стремясь показать, что вы спровоцировали нас. Ничего подобного мы вам не скажем.
Мы лишь говорим, что либо вы подчиняетесь нам, либо мы вас уничтожим.
Мелийцы отказываются покориться, на что афиняне им отвечают, что принципы
правосудия могут решить конфликт только между теми соперниками, силы которых
равны, в ином же случае 'более сильный противник будет сам решать, что делать, а
слабый должен ему подчиниться'.
Мелийцы отвечают Афинам, используя те же доводы, и пытаются заставить афинян
подумать, какую пользу они извлекут из нападения на их остров: ведь если в войне
верх одержит Спарта, Афинам придется столкнуться с жесткой местью тех городов,
что пережили несправедливое отношение к себе, как, например, Мелос.
Афиняне тогда отвечали, что осознают эту опасность, но 'сегодня находятся здесь
ради блага своей империи, готовы сделать мелийцам несколько предложений, которые
помогут им спасти город, потому как хотят захватить его без лишних хлопот и
добиться того, чтобы спасение Мелоса было выгодно для обеих сторон'.
На что мелийцы ответствовали: 'О какой пользе можно говорить, если мы
превратимся в рабов, в то время как вы станете повелителями?'. И тогда афиняне
сказали: 'Потому что вместо того, чтобы переносить самые страшные муки, вы
подчинитесь нам, мы же выиграем от того, что не станем разрушать ваш город'.
Жители Мелоса держатся с достоинством и упрямством, пытаясь найти выход из
трудного положения, и предлагают Афинам 'быть им друзьями, а не врагами, и не
вставать на сторону ни одного из врагов'. В ответ на это афиняне сказали им:
'Нет, потому как вражда ваша не принесет нам столько вреда как ваша дружба: для
всех народов, покоренных нами, она стала бы признаком слабости, в то время как
ненависть ваша станет доказательством нашей мощи'. Или, проще говоря: вы должны
нас извинить, но мы получим большую выгоду, если подчиним вас себе, а не оставим
в покое: только так все станут бояться нас.
Мелийцы отвечали, что не намерены сопротивляться владычеству Афин, но, все же,
почитая богов, не хотят подчиняться несправедливости. 'Каких богов?', -
поразились греки, которые полагали, что своими требованиями и действиями не
совершают ничего, что нарушало бы веру человека в божественное. А, кроме того,
греки сказали, что убеждены: и человек и боги, располагая властью, прибегнут к
ней, причина чему - необъяснимый зов природы. 'Не нами придуман этот закон, и не
мы первыми прибегли к нему: он уже существовал, когда был дан нам, и мы лишь
будем придерживаться его, полагая, что также поступите и вы, если власть
окажется в ваших руках'.
Мелийцы не пожелали уступить, и тогда афиняне начинают долгую осаду города,
захватывают Мелос, после чего, как пишет Фукидид, 'убивают всех плененных ими
взрослых мужчин города и обращают в рабство детей и женщин'.
Говоря другими словами, существует множество способов использования на практике
'риторики злоупотребления своим положением', то есть оправдания применения силы
любыми причинами - и плохими и хорошими. Все начинается с сюжета известной басни
о волке и ягненке: волк не в состоянии привести никаких веских доводов своей
правоты, но, намереваясь съесть ягненка, начинает говорить всякие глупости,
вроде тех, что ягненок, утолявший жажду, напомним, шагах в ста ниже по ручью,
мутит, мол, воду.
На протяжении всей истории существования Человечества сильные пытались приводить
и более веские аргументы использования своего положения: мы можем натолкнуться
на них даже в 'Mein Kampf' Гитлера или в выступлениях Муссолини. Но, что
особенно поражает в описании Фукидида, так это то, что афиняне применяют
риторику лишь для того, чтобы показать, что использование силы не нуждается в
каких-либо доводах, что оно оправдано само по себе.
Именно по этой причине написанная Фукидидом история еще очень долго будет
оставаться печально-современной, производить такое впечатление и наталкивать на
всевозможные размышления. И более всего при чтении произведений классиков нас
смущает не то, что они еще 2000 лет назад сумели так правдиво показать эту
страшную истину, а то, мы по-прежнему продолжаем совершать те же ошибки, так и
не поняв уроков истории.
Актуальность классиков заключена в их трагической неактуальности.
Оригинал публикации: Tragicamente inactuales
Умберто ЭКО: Формы простые и формы короткие
Умберто ЭКО: Формы простые и формы короткие ("L'Espresso", Италия)
Умберто Эко,
В 1930 году вышла книга Андре Жолле (andrE Jolles) под названием "Einfache
Formen", или "Простые формы". В ней были проанализированы некоторые
литературные формы, присущие, по большей части, народной культуре, которые
характеризовались краткостью и структурной простотой, то есть всегда
подчинялись определенным законам, которых их авторы (индивидуальные или
коллективные) верно придерживались. Речь идет не только о загадках,
шутках, но также и о мифах, сказаниях, легендах. Очень многое в
традиционно структуралистской теории повествования основывается на простых
формах, и здесь можно вспомнить работу Проппа об основных
повествовательных функциях в русских сказках или анализ мифов Леви-Стросса
(Levi-Strauss).
Одним словом, проблема простых форм всегда привлекала внимание
исследователей, а в категорию этих форм мы можем включить также лимерики,
японские хайку, афоризмы, максимы, и так далее вплоть до народных песен.
Книга под редакцией Изабеллы Пеццини (Isabella Pezzini) "Реклама, клипы,
сайты, баннеры - короткие формы зрительно-слуховой коммуникации", которая
уже в названии заявляет тему, не использует термина "простые формы". С
одной стороны, я думаю, для того, чтобы подчеркнуть различие традиционных
простых форм и особой природы зрительно-слуховых реалий, которыми автор
занимается, а с другой стороны, как обнаруживается из некоторых пассажей
книги, тот факт, что форма короткая (измерение длительности во времени)
еще не означает, что она непременно простая (измерение семантической и
эстетической сложности).
И действительно, часто мы становимся свидетелями, насколько некоторые
рекламные ролики изысканны, способны иронизировать над самими собой и
предшествующими роликами. Из недавних приходит на память молодой человек,
спускающийся по лестнице и говорящий "добрый вечер", который вчера добился
расположения очаровательной девушки, а сегодня, став жертвой рекламы,
главным героем которой является он сам, падает перед гораздо менее
привлекательным созданием. И не только он, но и публика настолько
вовлечена в игру, которая сегодня называется "метатекстуальной", что не
воспринимает "чистого" и простого сообщения, а только "под прикрытием"
жанра короткой формы.
Конечно, я не намерен в такой небольшой статье углубляться в анализ этой
книги, и поэтому я просто отсылаю вас к анализу рекламных роликов
Алессандро Мелкиорри (Alessandro Melchiorri), баннеров и порталов Пьеро
Полидоро (Piero Polidoro) - баннер, разумеется, из всех коротких форм
является самой короткой. Современные короткие формы не всегда являются
простейшими, они, разумеется, не определяются правилами, передающимися из
поколения в поколение, и часто очень изобретательны.
Однако это книга вызвала у меня некоторые размышления. Традиционные
простые формы преобладали, как уже говорилось, в народной культуре и могли
быть переработаны образованными людьми. Так, пословицы (народная мудрость)
превратились в афоризмы и парадоксы. Но они сосуществовали со сложными
формами: миф рядом с его интерпретацией Эсхилом или Софоклом, сказание
рядом с романами. И нельзя сказать, что народ, который был создателем
простых форм, оставался чуждым "сложным" формам, поскольку и кузнецы
читали еще во времена Данте "Божественную комедию", а роман "Обрученные"
был достоянием не только интеллектуалов.
Сегодня, как и всегда, часть людей (незначительная по сравнению с шестью
миллиардами населения земного шара) открыта для сложных форм, таких как
модернистский (Джойс) или постмодернистский роман; никто, за исключением
нескольких профессоров в университетах, не занимается традиционными
простыми формами; и подавляющее большинство пользователей поглощает только
те самые короткие формы. Краткость может выработать привычку, и вот даже
издательские дома, которые раньше посвящали себя предложению сложных форм,
теперь, если и не отказываются печатать Пруста, все же пытаются привлечь
читателя посредством кратчайших жанров: книг афоризмов, высказываний,
шуток. Я хочу сказать, что интенсивная экспансия коротких форм может
вызвать привыкание к их краткости и быстроте постижения и отнять тем самым
удовольствие и желание увлечься сложными формами, постижение которых
требует времени и сотрудничества с текстом и его культурным багажом.
С риском, что если пропадет понимание сложных форм, останется незамеченным
то, что даже реклама моющих средств может быть короткой, но не такой уж
простой.
Перевод: Штурбина Ольга, ИноСМИ.Ru
Оригинал публикации: Forme semplici e forme brevi
Умберто Эко,
В 1930 году вышла книга Андре Жолле (andrE Jolles) под названием "Einfache
Formen", или "Простые формы". В ней были проанализированы некоторые
литературные формы, присущие, по большей части, народной культуре, которые
характеризовались краткостью и структурной простотой, то есть всегда
подчинялись определенным законам, которых их авторы (индивидуальные или
коллективные) верно придерживались. Речь идет не только о загадках,
шутках, но также и о мифах, сказаниях, легендах. Очень многое в
традиционно структуралистской теории повествования основывается на простых
формах, и здесь можно вспомнить работу Проппа об основных
повествовательных функциях в русских сказках или анализ мифов Леви-Стросса
(Levi-Strauss).
Одним словом, проблема простых форм всегда привлекала внимание
исследователей, а в категорию этих форм мы можем включить также лимерики,
японские хайку, афоризмы, максимы, и так далее вплоть до народных песен.
Книга под редакцией Изабеллы Пеццини (Isabella Pezzini) "Реклама, клипы,
сайты, баннеры - короткие формы зрительно-слуховой коммуникации", которая
уже в названии заявляет тему, не использует термина "простые формы". С
одной стороны, я думаю, для того, чтобы подчеркнуть различие традиционных
простых форм и особой природы зрительно-слуховых реалий, которыми автор
занимается, а с другой стороны, как обнаруживается из некоторых пассажей
книги, тот факт, что форма короткая (измерение длительности во времени)
еще не означает, что она непременно простая (измерение семантической и
эстетической сложности).
И действительно, часто мы становимся свидетелями, насколько некоторые
рекламные ролики изысканны, способны иронизировать над самими собой и
предшествующими роликами. Из недавних приходит на память молодой человек,
спускающийся по лестнице и говорящий "добрый вечер", который вчера добился
расположения очаровательной девушки, а сегодня, став жертвой рекламы,
главным героем которой является он сам, падает перед гораздо менее
привлекательным созданием. И не только он, но и публика настолько
вовлечена в игру, которая сегодня называется "метатекстуальной", что не
воспринимает "чистого" и простого сообщения, а только "под прикрытием"
жанра короткой формы.
Конечно, я не намерен в такой небольшой статье углубляться в анализ этой
книги, и поэтому я просто отсылаю вас к анализу рекламных роликов
Алессандро Мелкиорри (Alessandro Melchiorri), баннеров и порталов Пьеро
Полидоро (Piero Polidoro) - баннер, разумеется, из всех коротких форм
является самой короткой. Современные короткие формы не всегда являются
простейшими, они, разумеется, не определяются правилами, передающимися из
поколения в поколение, и часто очень изобретательны.
Однако это книга вызвала у меня некоторые размышления. Традиционные
простые формы преобладали, как уже говорилось, в народной культуре и могли
быть переработаны образованными людьми. Так, пословицы (народная мудрость)
превратились в афоризмы и парадоксы. Но они сосуществовали со сложными
формами: миф рядом с его интерпретацией Эсхилом или Софоклом, сказание
рядом с романами. И нельзя сказать, что народ, который был создателем
простых форм, оставался чуждым "сложным" формам, поскольку и кузнецы
читали еще во времена Данте "Божественную комедию", а роман "Обрученные"
был достоянием не только интеллектуалов.
Сегодня, как и всегда, часть людей (незначительная по сравнению с шестью
миллиардами населения земного шара) открыта для сложных форм, таких как
модернистский (Джойс) или постмодернистский роман; никто, за исключением
нескольких профессоров в университетах, не занимается традиционными
простыми формами; и подавляющее большинство пользователей поглощает только
те самые короткие формы. Краткость может выработать привычку, и вот даже
издательские дома, которые раньше посвящали себя предложению сложных форм,
теперь, если и не отказываются печатать Пруста, все же пытаются привлечь
читателя посредством кратчайших жанров: книг афоризмов, высказываний,
шуток. Я хочу сказать, что интенсивная экспансия коротких форм может
вызвать привыкание к их краткости и быстроте постижения и отнять тем самым
удовольствие и желание увлечься сложными формами, постижение которых
требует времени и сотрудничества с текстом и его культурным багажом.
С риском, что если пропадет понимание сложных форм, останется незамеченным
то, что даже реклама моющих средств может быть короткой, но не такой уж
простой.
Перевод: Штурбина Ольга, ИноСМИ.Ru
Оригинал публикации: Forme semplici e forme brevi
Умберто Эко. Нонита
---------------------------------------------------------------
Из сборника "Немногословный дневник" ("Diario minimo")
---------------------------------------------------------------
[Эту рукопись нам передал начальник тюремной стражи одного пьемонтского
городка. Расплывчатые сведения об оставившим ее в камере таинственном
заключенном, переданные нам этим человеком, завеса тумана над судьбой
автора, какое-то странное сплошное молчание со стороны тех, кто знал
исписавшего эти страницы человека, все это заставило нас удовлетвориться
тем, что нам дано было знать, и удовольствоваться этими остатками
манускрипта - за вычетом съеденного мышами - на основании чего, мы полагаем,
читатель сможет составить себе представление о необычном деле Гумберта
Гумберта (но разве не парадоксальным образом оказался таинственный узник
Владимир Набоков беженцем в области Ланге и не раскрывает ли нам эта
рукопись неведомое обличие многоликого противника морали?) и извлечь из этих
страниц содержащийся в них скрытый урок - урок высокой морали под прахом
низкой распущенности.]
Нонита. Цвет юности моей, тоска ночей. Я никогда не увижу тебя. Нонита.
Но-ни-та. Три слога как сотканное из нежности отрицание: Но. Ни. Та. Нонита,
да пребудет память о тебе вечно со мной, пока не станет твой образ тьмой, а
покоем твоим - гробница.
Мое имя Гумберт Гумберт. Когда произошло все это, я бесшабашно изнурял
себя торжествами юности. По словам знавших меня раньше, не тех, чьи очи
видят теперь в этой камере иссохшего человека с первыми признаками
пророческой растительности, от которой шершавеют щеки; по словам знавших
меня тогда людей был я отроком даровитым с налетом меланхолии, которой,
полагаю, я обязан южным хромосомам моего калабрийского предка. Девы, коих
познал я, вожделели ко мне всем неистовством своего цветущего лона, обращали
ко мне всю земную тревогу своих ночей. Я плохо помню юниц, коих познал, мои
глаза едва скользили по их щекам, золотящимся против света шелковистым,
прозрачным пухом, я пылал тогда совсем иною страстью.
А пылал я, друг мой читатель, со всем безумством моих прилежных годов
пылал я страстью к тем, кого ты с рассеянной ленцой назвал бы "старицами".
Всей глубинной сумятицей моего молодечества тянулся я к ним, уже отмеченным
строгостью неумолимых лет, согбенных фатальным исходом восьми десятков зим,
жестоко угнетенных желанным призраком старения. Для описания этих дряхлиц,
пренебрегаемых большинством мужчин, удостоенных непристойного безразличия
тривиальных приверженцев, usagers, двадцатипятилетних упругих телом
обитательниц Фриули, стесненный также и в этом всплесками бурлящего знания,
которое всегда подавляет каждый переживаемый мной порыв невинности, я
применю, мой читатель, термин, в точности которого у меня нет неуверенности:
паркицы*.
*парки (у древних греков - мойры) - Три латинские богини людской судьбы
Нона, Децима и Морта. Первая прядет нить жизни, вторая - сматывает ее,
третья - обрезает.
Что сказать вам, осуждающим меня (toi, hypocrite lecteur, mon
semblable, mon fr re! тебе, лицемерному читателю, моему подобию, брату
моему!) об утренней добыче, которую предлагают топи этого нашего поземного
мира в высшей степени лукавому обожателю паркиц! А вы, стремящие свой бег по
вечерним садам в тривиальном преследовании едва округлившихся телом
отроковиц, что знаете вы о смиренной и вкрадчивой, возбуждающей зуд слежке,
которую любителю ветхих дев дозволено вести со скамейки старого сада в
душистой тени базилики, на гравийной дорожке пригородного кладбища, на углу
богадельни в воскресный час, у дверей ночлежки, в рядах псаломщиков
попечительской процессии, на благотворительной лотерее, всегда из закрытого
от посторонних взглядов любовного, увы мне, неизбежно целомудренного
укрытия, откуда можно вблизи следить за их изрытыми вулканическими складками
лицами, за водянистыми, затянутыми катарактой глазницами, за неверным
движением иссохших, впавших в изысканный провал беззубого рта губ, иногда
прорезанных сверкающим ручейком слюнявого экстаза, за уродливыми узлами рук,
едва перебирающих четки, нервно дергающихся в непристойном, провокационном
тике!
Друг-читатель, я никогда не смогу передать тебе безутешное томление
этих мимолетных жертв пары глаз, их спазматический трепет от намеренных
легких прикосновений, от локтевого толчка в трамвайной давке ("Извините,
сударыня, не благоволите ли присесть?" О, черт тебя побери, да как осмелился
ты перехватить подернутый влагой взгляд признательности и ответное
"Благодарю, добрый юноша", ты, который желал бы прямо на месте воплотить в
жизнь Бахусову сцену обладания?), от касания икрами колен при почтительном
продвижении между рядами стульев в послеполуденном одиночестве периферийного
кинотеатра, от полного сдержанной неги пожатия - о, спорадический момент
предельно близкого контакта! - костлявой руки старицы, которой я с
сокрушенным видом молодого первопроходца помог перейти улицу на сигнал
светофора!
События моих насмешливых годов вели меня к другим еще встречам. Как
сказано, выглядел я чертовски хорошо: смуглые щеки и нежное девичье лицо,
отмеченное зарождавшейся мужественностью. И не пренебрегал любовью еще не
оформившихся девиц, но сносил ее как дань обстоятельствам возраста. Помню,
однажды майским вечером перед самым закатом в парке одного гостеприимного
имения - это было в провинции Варезе невдалеке от озера с алой при заходящем
солнце гладью - лежал я под сенью кущей рядом с незрелой, совершенно
веснушчатой шестнадцатилетней девчонкой, охваченной пылом воистину пугающих
любовных устремлений. И вот, мой читатель, в тот самый миг, неохотно уступая
юнице легко опадающее чудотворное место моей зрелости, я и увидел, почти
угадал в окне второго этажа очертания дряхлой, согнувшейся пополам старицы,
раскатывающей вдоль ноги бесформенный жгут черного хлопчатого чулка.
Мимолетное видение этой расплывшейся жировыми отложениями, изрытой вздутыми
венами конечности, ублажаемой немощным движением старческих рук, разминающих
чулковую комковатость, явилось мне (о, мои вожделеющие очи!) безжалостным,
вызывающим желание фаллическим символом, ласкаемым наиневиннейшим жестом; и
так случилось, что в тот же миг, охваченный ставшим от удаленности еще
сильнее экстазом, я с хрипом взорвался излиянием биологических составляющих
моего благого желания, которые девчушка (несведущий лягушонок, как я тебя
ненавидел!) со стоном подобрала как дань своим еще несостоявшимся прелестям.
О, разве могла понять ты, неразумное орудие моей отложенной страсти,
что пользуешь пищу с чужого стола? Что глупое тщеславие твоих незрелых годов
явилось мне лишь пылким и порочным сообщником? Отбыв с родными на следующий
день, ты через неделю прислала мне открытку с подписью: "твоя старая
подруга". Угадала ли ты правду, точным эпитетом показав свою прозорливость,
или то была жаргонная бравада лицейской студентки в пику эпистолярному
филологическому наследию?
О, с каким трепетом стал я всматриваться с того часа в окна каждой
ванной комнаты в надежде увидеть лишенный одежд silhouette
восьмидесятилетней престарицы! О, сколько вечеров провел я в одиноком
вожделении, затаившись за деревом и обратив взор на спроецированный на
занавесь профиль чьей-то прародительницы, самым деликатным образом
сосредоточившейся на шамкающем потреблении своей пищи! Но какое жестокое
разочарование, внезапное и молниеносное (tiens, donc, le salaud! каков
мерзавец! обратите внимание) испытывал я при виде фигуры, выходящей из
обманной кулисы театра теней и являющей с подоконника свое обнаженное
естество пышногрудой танцовщицы с янтарными бедрами андалузской кобылицы!
Так месяцы и годы проводил я в ненасытной иллюзорной охоте за
обожаемыми паркицами, устремленный к поиску, который, я знаю, берет
неизгладимое в памяти начало с самого момента моего рождения, когда старая
беззубая акушерка - результат бесполезных поисков моего отца, который в те
ночные часы смог найти только ее, стоявшую одной ногой на краю могилы -
извлекла меня из склизкой темницы материнского лона и при свете бытия
показала мне свое бессмертное обличье молодой парки.
Я не ищу оправданий для вас, читающих эти записки ( la guerre comme
la guerre), но хочу хотя бы объяснить, насколько фатальным оказалось
стечение обстоятельств, приведшее меня к той победе.
Одна вечеринка, на которой в числе приглашенных был и я, оказалась
жалким petting party, сборищем тискающихся парочек, составленных из молодых
манекенщиц и еще не половозрелых университетских студентов. Чрезмерная
похоть вызывающих красоток, откровенно предлагавших свои груди из
расстегнутой в порыве танца блузы, не нравилась мне. Я уже подумывал бежать
от этого банального торжища еще нетронутыми межножьями, когда тонкий звук,
почти визг (разве можно словами выразить безумную высоту тона и сиплое
угасание писка изнуренных голосовых связок, l'allure supr me de ce cri
centenaire? этого столетнего крика на крайнем пределе?), трепетный вопль
дряхлой старицы нарушил встретившую ее тишину. А в дверном проеме я узрел
ее, ее лик далекой парки того предродового шока, ее личину, отмеченную
воодушевлением хотливо вьющихся седых прядей; увидел покачивающееся на худых
ногах окоченевшее тело, своими острыми углами топырящее ткань заношенного
черного платья, безжалостно согнутый в дугу хрупкий абрис костлявого бедра,
беззащитно выпирающего под стародавней строгостью почтенного вида юбки.
Хозяйка дома, заурядная девица, с подчеркнуто деланной учтивостью
воздела глаза к небу и молвила: "Это моя бабушка".
[Здесь заканчивается нетронутая часть рукописи. Как удалось понять из
отдельных строк, которые еще можно было разобрать, дальше все происходило
так. Через несколько дней Гумберт Гумберт похищает бабушку хозяйки дома и,
усадив ее на раму велосипеда, устремляется с ней в Пьемонт. Сначала он
помещает ее в приют для неимущих престарелых, где той же ночью овладевает
ею, открыв, между прочим, что для старицы это не первый опыт. На заре
следующего дня к стоящему в предрассветном садовом сумраке счастливцу
подходит молодчик сомнительной внешности и невозмутимо спрашивает,
действительного ли старица приходится Гумберту бабушкой. Обеспокоенный
Гумберт съезжает вместе с бабусей из приюта и начинает головокружительную
гонку по дорогам Пьемонта. Они посещают Ярмарку вин в Канелли, Праздник
трюфелей в Альбе, принимают участие в дефиле масок в Кальянетто, заезжают на
распродажу крупного рогатого скота в Ниццу Монферрато, на конкурс
"Прекрасная Мельничиха" в Иврею, на соревнования по бегу в мешках по случаю
праздника местного святого в Кондоле. В конце этого безумного метания по
бесконечности гостеприимно принявшего его края Гумберт замечает, что его
велосипед давно и невозмутимо преследует молодой первопроходец в седле
мотороллера "Ламбретта", причем делает это совершенно не таясь. В городке
Инчиза Скапаччино он отводит Нониту к мозольному оператору, на минуту
отлучается купить сигареты, возвращается и видит, что старица оставила его и
бежала с похитителем. Несколько месяцев Гумберт проводит в глубоком
отчаянии, наконец, находит изменницу, уже постоянную клиентку института
красоты, куда ее привел искуситель. На лице мойрицы нет ни единой морщинки,
волосы сияют светлой медью, губы как свежий аленький цветок. При виде такого
падения Гумберта Гумберта охватывает дикое сожаление и немое отчаяние. Не
издав звука, он покупает двустволку и отправляется на поиски злодея. Находит
недруга в кемпинге занятым добыванием огня трением одного о другой двух
кусков древесины. Стреляет: один, два, три раза, все мимо, пока его не берут
под белы руки два служителя в черных беретах и кожаных куртках. После
решительного ареста Гумберта Гумберта приговаривают к шести месяцам
заключения за незаконное владение оружием и внесезонную охоту.]
1959
Сделай фильм сам
В связи с окончательной регистрацией видеозаписывающих устройств в бюро
кадастровой инвентаризации в 1993 коммерческий кинематограф и кино
андеграунда одновременно впали в кризис. La prise de la parole
видеоизображение пожалуй превратило кинодеятельность в занятие для всех, и
каждый стал смотреть свой собственный фильм, покинув залы кинотеатров. Новая
технология съемок и показа с помощью кассеты, вставляемой в расположившийся
в бардачке автомобиля видеопроигрыватель, сразу сделали устаревшими
кустарные приемы кино андеграунда. Отчего в те годы повсеместно появились
руководства такого типа: "Сделай Антониони сам". Клиент покупает "plot
pattern", набор шаблонов, иначе "клетку" для многочисленных сюжетов, которую
можно наполнить очень широким рядом стандартизированных комбинаций. Из
одного только шаблона, снабженного пакетом комбинаций, можно сделать, к
примеру, 15 751 фильм Антониони. Ниже мы приводим инструкции, приложенные к
некоторым из таких кассетных фильмов. Буквенные сноски каждой базовой
ситуации отсылают к набору сменных решений. Например, из базового шаблона а
ля Антониони: "Один пустынный спуск. Героиня удаляется." можно составить
сюжеты других фильмов, как например: "Один лабиринт "Автогриля на
автостраде" при сомнительной видимости. Герой долго пальпирует предмет", и
так далее.
Множество сюжетов для "Сделай Антониони сам"
Один[x] пустынный[y] спуск[z]. Героиня[k] удаляется[n][]
[]
ВАРИАНТЫ
[x]Два, три, бесконечное количество. Сеть. Лабиринт. Одна.
[y]Пустой. Бесконечной длины. С плохой видимостью от солнечных бликов.
Туманный. Непроходимый из-за установленных решетчатых ограждений в крупную
клетку. Радиоактивный. Деформированный широкоугольным объективом.
[z]Остров. Город. Развязка шоссе. Автогриль на автостраде. Подземелье
метрополитена. Нефтяное месторождение. Пиолтелло Нуова (городок под
Миланом). EUR (Esposizione Universale di Roma, квартал Рима, где в 1942
должна была состояться Всемирная выставка) . Склад бесшовных труб Дальмине
под открытым небом. Автомобильная свалка.
[k]Герой. Оба.
[n]Остается стоять. Долго пальпирует предмет. Удаляется, затем в
задумчивости останавливается, делает два шага назад и снова удаляется. Не
удаляется, но камера идет назад. Смотрит в камеру невыразительным взглядом,
поправляя фуляр.
Множество сюжетов для "Сделай Жана-Люка Годара сам"
Появляется[a] герой и затем "бум[b]" взрывается нефтеперегонный
завод[c] американцы[d] занимается любовью[e] вооруженные базукой[f]
каннибалы[g] стреляют[h] по железной дороге[i] героиня падает[l]
изрешеченная выстрелами[m] из карабина[n] на бешеной скорости[o] мчится в
Венсенн[p] Кон Бендит[q] (Кон Бендит - немецкий журналист и политик по
прозвищу "Красный Дадди", в 1968 возглавлял студенческие волнения в Париже,
ныне депутат Европарламента от зеленых) садится в поезд[r] и говорит[s] двое
мужчин[t] убивают героиню[u] читает цитаты Мао[v] Монтескье[z] бросает
бомбу[w] в Дидро[x] герой убивает себя[k] продает газету Фигаро[j] прибывают
краснокожие[y].
ВАРИАНТЫ
[a]Уже стоит на месте и читает цитаты Мао. Погибает в дорожном
происшествии на автостраде его мозги на асфальте. Убивает себя. Проводит
митинг. Бежит по дороге. Прыгает из окна.
[b]Вспышка. Фррр. Кррак. Звук рвущейся ткани. Звук падающего тела.
[c]Детский сад. Нотр-Дам. Резиденцию компартии. Парламент. Долго
сдерживаемый гнев. Парфенон. Редакцию Фигаро. Елисейский дворец. Париж.
[d] Немцы. Французские парашютисты. Вьетнамцы. Арабы. Израильтяне.
Полицейские.
[e]не занимается.
[f][ ]Ятаганом. Экземплярами газеты Фигаро. Абордажными саблями.
Автоматом. Жестянками с красной краской. Жестянками с синей краской.
Жестянками с желтой краской. Жестянками с оранжевой краской. Жестянками с
черной краской. Полотнами Пикассо. Красными книжками. Иллюстрированными
открытками.
[g] Индейцы. Табуны бухгалтеров. Диссиденты-коммунисты. Обезумевшие
водители грузовиков.
[h] Швыряют камни. Бомбы. Опрокидывают жестянки с красной, зеленой,
синей, желтой черной краской. Поливают улицу скользящим составом.
[i][ ]По Елисейскому дворцу. По Нантерровскому университету. По пьяцца
Навона.
[l] Вылетает из окна, выброшенная агентами ФБР. Лишается девственности
с помощью парашютистов. Оказывается убитой австралийскими аборигенами.
[m] С огромной раной в животе, из которой вытекают струйки желтой,
красной, синей, черной краски. Занимается любовью с Вольтером.
[n][ ]Покрытая оплеухами.
[o][ ]Неровным шагом. Очень медленно. Остается стоять, в то время как
окружающее пространство (использовать прозрачное наложение) движется.
[p] В Нантерр. Во Флинс. На площадь Бастилии. В Клиньянкурт. В Венецию.
[q] Жан-Жак Сервен-Шрайбер. Жан-Поль Сартр. Пьер-Паоло Пазолини.
Д'Аламбер.
[r] Опаздывает на поезд. Едет на велосипеде. Едет на роликовых коньках.
[s] Плачет. Кричит: "Да здравствует Че Гевара"
[t] Банда индейцев.
[u] Всех. Никого.
[v] Высказывания Брехта. Декларацию прав человека. Сент-Джона Перса.
Князя Коржибского. Элюара. Лу Синя. Чарльза Пегю. Розу Люксембург.
[z][ ]Дидро. Маркиз де Сад. Рестиф де ла Бретань. Помпиду.
[w] Помидор разбивается, оставляя пятна красной, синей, желтой, черной
краски.
[x] В Даниэля Кон Бендита. В Никсона. В Мадам де Совиньи. В Вольтера. В
Ван Фогта. В Эйнштейна.
[k] Уходит. Убивает всех оставшихся. Бросает бомбу в Триумфальную арку.
Заставляет взорваться электронный мозг. Опрокидывает на землю жестянки с
зеленой, синей, черной краской и с красным суриком.
[j] Сборники цитат Мао. Пишет да-цзы-бао. Читает стихи Пьера Эммануэля.
Смотрит фильм Чаплина.
[y] Парашютисты. Немцы. Банды запыхавшихся бухгалтеров, вооруженных
саблями. Бронированные автомобили. Пьер-Паоло Пазолини вместе с Помпиду.
Колонны отъезжающих в августовский отпуск. Дидро, продающий Энциклопедию
вразнос по квартирам. Союз марксистов-ленинистов на роликовой доске.
Из сборника "Немногословный дневник" ("Diario minimo")
---------------------------------------------------------------
[Эту рукопись нам передал начальник тюремной стражи одного пьемонтского
городка. Расплывчатые сведения об оставившим ее в камере таинственном
заключенном, переданные нам этим человеком, завеса тумана над судьбой
автора, какое-то странное сплошное молчание со стороны тех, кто знал
исписавшего эти страницы человека, все это заставило нас удовлетвориться
тем, что нам дано было знать, и удовольствоваться этими остатками
манускрипта - за вычетом съеденного мышами - на основании чего, мы полагаем,
читатель сможет составить себе представление о необычном деле Гумберта
Гумберта (но разве не парадоксальным образом оказался таинственный узник
Владимир Набоков беженцем в области Ланге и не раскрывает ли нам эта
рукопись неведомое обличие многоликого противника морали?) и извлечь из этих
страниц содержащийся в них скрытый урок - урок высокой морали под прахом
низкой распущенности.]
Нонита. Цвет юности моей, тоска ночей. Я никогда не увижу тебя. Нонита.
Но-ни-та. Три слога как сотканное из нежности отрицание: Но. Ни. Та. Нонита,
да пребудет память о тебе вечно со мной, пока не станет твой образ тьмой, а
покоем твоим - гробница.
Мое имя Гумберт Гумберт. Когда произошло все это, я бесшабашно изнурял
себя торжествами юности. По словам знавших меня раньше, не тех, чьи очи
видят теперь в этой камере иссохшего человека с первыми признаками
пророческой растительности, от которой шершавеют щеки; по словам знавших
меня тогда людей был я отроком даровитым с налетом меланхолии, которой,
полагаю, я обязан южным хромосомам моего калабрийского предка. Девы, коих
познал я, вожделели ко мне всем неистовством своего цветущего лона, обращали
ко мне всю земную тревогу своих ночей. Я плохо помню юниц, коих познал, мои
глаза едва скользили по их щекам, золотящимся против света шелковистым,
прозрачным пухом, я пылал тогда совсем иною страстью.
А пылал я, друг мой читатель, со всем безумством моих прилежных годов
пылал я страстью к тем, кого ты с рассеянной ленцой назвал бы "старицами".
Всей глубинной сумятицей моего молодечества тянулся я к ним, уже отмеченным
строгостью неумолимых лет, согбенных фатальным исходом восьми десятков зим,
жестоко угнетенных желанным призраком старения. Для описания этих дряхлиц,
пренебрегаемых большинством мужчин, удостоенных непристойного безразличия
тривиальных приверженцев, usagers, двадцатипятилетних упругих телом
обитательниц Фриули, стесненный также и в этом всплесками бурлящего знания,
которое всегда подавляет каждый переживаемый мной порыв невинности, я
применю, мой читатель, термин, в точности которого у меня нет неуверенности:
паркицы*.
*парки (у древних греков - мойры) - Три латинские богини людской судьбы
Нона, Децима и Морта. Первая прядет нить жизни, вторая - сматывает ее,
третья - обрезает.
Что сказать вам, осуждающим меня (toi, hypocrite lecteur, mon
semblable, mon fr re! тебе, лицемерному читателю, моему подобию, брату
моему!) об утренней добыче, которую предлагают топи этого нашего поземного
мира в высшей степени лукавому обожателю паркиц! А вы, стремящие свой бег по
вечерним садам в тривиальном преследовании едва округлившихся телом
отроковиц, что знаете вы о смиренной и вкрадчивой, возбуждающей зуд слежке,
которую любителю ветхих дев дозволено вести со скамейки старого сада в
душистой тени базилики, на гравийной дорожке пригородного кладбища, на углу
богадельни в воскресный час, у дверей ночлежки, в рядах псаломщиков
попечительской процессии, на благотворительной лотерее, всегда из закрытого
от посторонних взглядов любовного, увы мне, неизбежно целомудренного
укрытия, откуда можно вблизи следить за их изрытыми вулканическими складками
лицами, за водянистыми, затянутыми катарактой глазницами, за неверным
движением иссохших, впавших в изысканный провал беззубого рта губ, иногда
прорезанных сверкающим ручейком слюнявого экстаза, за уродливыми узлами рук,
едва перебирающих четки, нервно дергающихся в непристойном, провокационном
тике!
Друг-читатель, я никогда не смогу передать тебе безутешное томление
этих мимолетных жертв пары глаз, их спазматический трепет от намеренных
легких прикосновений, от локтевого толчка в трамвайной давке ("Извините,
сударыня, не благоволите ли присесть?" О, черт тебя побери, да как осмелился
ты перехватить подернутый влагой взгляд признательности и ответное
"Благодарю, добрый юноша", ты, который желал бы прямо на месте воплотить в
жизнь Бахусову сцену обладания?), от касания икрами колен при почтительном
продвижении между рядами стульев в послеполуденном одиночестве периферийного
кинотеатра, от полного сдержанной неги пожатия - о, спорадический момент
предельно близкого контакта! - костлявой руки старицы, которой я с
сокрушенным видом молодого первопроходца помог перейти улицу на сигнал
светофора!
События моих насмешливых годов вели меня к другим еще встречам. Как
сказано, выглядел я чертовски хорошо: смуглые щеки и нежное девичье лицо,
отмеченное зарождавшейся мужественностью. И не пренебрегал любовью еще не
оформившихся девиц, но сносил ее как дань обстоятельствам возраста. Помню,
однажды майским вечером перед самым закатом в парке одного гостеприимного
имения - это было в провинции Варезе невдалеке от озера с алой при заходящем
солнце гладью - лежал я под сенью кущей рядом с незрелой, совершенно
веснушчатой шестнадцатилетней девчонкой, охваченной пылом воистину пугающих
любовных устремлений. И вот, мой читатель, в тот самый миг, неохотно уступая
юнице легко опадающее чудотворное место моей зрелости, я и увидел, почти
угадал в окне второго этажа очертания дряхлой, согнувшейся пополам старицы,
раскатывающей вдоль ноги бесформенный жгут черного хлопчатого чулка.
Мимолетное видение этой расплывшейся жировыми отложениями, изрытой вздутыми
венами конечности, ублажаемой немощным движением старческих рук, разминающих
чулковую комковатость, явилось мне (о, мои вожделеющие очи!) безжалостным,
вызывающим желание фаллическим символом, ласкаемым наиневиннейшим жестом; и
так случилось, что в тот же миг, охваченный ставшим от удаленности еще
сильнее экстазом, я с хрипом взорвался излиянием биологических составляющих
моего благого желания, которые девчушка (несведущий лягушонок, как я тебя
ненавидел!) со стоном подобрала как дань своим еще несостоявшимся прелестям.
О, разве могла понять ты, неразумное орудие моей отложенной страсти,
что пользуешь пищу с чужого стола? Что глупое тщеславие твоих незрелых годов
явилось мне лишь пылким и порочным сообщником? Отбыв с родными на следующий
день, ты через неделю прислала мне открытку с подписью: "твоя старая
подруга". Угадала ли ты правду, точным эпитетом показав свою прозорливость,
или то была жаргонная бравада лицейской студентки в пику эпистолярному
филологическому наследию?
О, с каким трепетом стал я всматриваться с того часа в окна каждой
ванной комнаты в надежде увидеть лишенный одежд silhouette
восьмидесятилетней престарицы! О, сколько вечеров провел я в одиноком
вожделении, затаившись за деревом и обратив взор на спроецированный на
занавесь профиль чьей-то прародительницы, самым деликатным образом
сосредоточившейся на шамкающем потреблении своей пищи! Но какое жестокое
разочарование, внезапное и молниеносное (tiens, donc, le salaud! каков
мерзавец! обратите внимание) испытывал я при виде фигуры, выходящей из
обманной кулисы театра теней и являющей с подоконника свое обнаженное
естество пышногрудой танцовщицы с янтарными бедрами андалузской кобылицы!
Так месяцы и годы проводил я в ненасытной иллюзорной охоте за
обожаемыми паркицами, устремленный к поиску, который, я знаю, берет
неизгладимое в памяти начало с самого момента моего рождения, когда старая
беззубая акушерка - результат бесполезных поисков моего отца, который в те
ночные часы смог найти только ее, стоявшую одной ногой на краю могилы -
извлекла меня из склизкой темницы материнского лона и при свете бытия
показала мне свое бессмертное обличье молодой парки.
Я не ищу оправданий для вас, читающих эти записки ( la guerre comme
la guerre), но хочу хотя бы объяснить, насколько фатальным оказалось
стечение обстоятельств, приведшее меня к той победе.
Одна вечеринка, на которой в числе приглашенных был и я, оказалась
жалким petting party, сборищем тискающихся парочек, составленных из молодых
манекенщиц и еще не половозрелых университетских студентов. Чрезмерная
похоть вызывающих красоток, откровенно предлагавших свои груди из
расстегнутой в порыве танца блузы, не нравилась мне. Я уже подумывал бежать
от этого банального торжища еще нетронутыми межножьями, когда тонкий звук,
почти визг (разве можно словами выразить безумную высоту тона и сиплое
угасание писка изнуренных голосовых связок, l'allure supr me de ce cri
centenaire? этого столетнего крика на крайнем пределе?), трепетный вопль
дряхлой старицы нарушил встретившую ее тишину. А в дверном проеме я узрел
ее, ее лик далекой парки того предродового шока, ее личину, отмеченную
воодушевлением хотливо вьющихся седых прядей; увидел покачивающееся на худых
ногах окоченевшее тело, своими острыми углами топырящее ткань заношенного
черного платья, безжалостно согнутый в дугу хрупкий абрис костлявого бедра,
беззащитно выпирающего под стародавней строгостью почтенного вида юбки.
Хозяйка дома, заурядная девица, с подчеркнуто деланной учтивостью
воздела глаза к небу и молвила: "Это моя бабушка".
[Здесь заканчивается нетронутая часть рукописи. Как удалось понять из
отдельных строк, которые еще можно было разобрать, дальше все происходило
так. Через несколько дней Гумберт Гумберт похищает бабушку хозяйки дома и,
усадив ее на раму велосипеда, устремляется с ней в Пьемонт. Сначала он
помещает ее в приют для неимущих престарелых, где той же ночью овладевает
ею, открыв, между прочим, что для старицы это не первый опыт. На заре
следующего дня к стоящему в предрассветном садовом сумраке счастливцу
подходит молодчик сомнительной внешности и невозмутимо спрашивает,
действительного ли старица приходится Гумберту бабушкой. Обеспокоенный
Гумберт съезжает вместе с бабусей из приюта и начинает головокружительную
гонку по дорогам Пьемонта. Они посещают Ярмарку вин в Канелли, Праздник
трюфелей в Альбе, принимают участие в дефиле масок в Кальянетто, заезжают на
распродажу крупного рогатого скота в Ниццу Монферрато, на конкурс
"Прекрасная Мельничиха" в Иврею, на соревнования по бегу в мешках по случаю
праздника местного святого в Кондоле. В конце этого безумного метания по
бесконечности гостеприимно принявшего его края Гумберт замечает, что его
велосипед давно и невозмутимо преследует молодой первопроходец в седле
мотороллера "Ламбретта", причем делает это совершенно не таясь. В городке
Инчиза Скапаччино он отводит Нониту к мозольному оператору, на минуту
отлучается купить сигареты, возвращается и видит, что старица оставила его и
бежала с похитителем. Несколько месяцев Гумберт проводит в глубоком
отчаянии, наконец, находит изменницу, уже постоянную клиентку института
красоты, куда ее привел искуситель. На лице мойрицы нет ни единой морщинки,
волосы сияют светлой медью, губы как свежий аленький цветок. При виде такого
падения Гумберта Гумберта охватывает дикое сожаление и немое отчаяние. Не
издав звука, он покупает двустволку и отправляется на поиски злодея. Находит
недруга в кемпинге занятым добыванием огня трением одного о другой двух
кусков древесины. Стреляет: один, два, три раза, все мимо, пока его не берут
под белы руки два служителя в черных беретах и кожаных куртках. После
решительного ареста Гумберта Гумберта приговаривают к шести месяцам
заключения за незаконное владение оружием и внесезонную охоту.]
1959
Сделай фильм сам
В связи с окончательной регистрацией видеозаписывающих устройств в бюро
кадастровой инвентаризации в 1993 коммерческий кинематограф и кино
андеграунда одновременно впали в кризис. La prise de la parole
видеоизображение пожалуй превратило кинодеятельность в занятие для всех, и
каждый стал смотреть свой собственный фильм, покинув залы кинотеатров. Новая
технология съемок и показа с помощью кассеты, вставляемой в расположившийся
в бардачке автомобиля видеопроигрыватель, сразу сделали устаревшими
кустарные приемы кино андеграунда. Отчего в те годы повсеместно появились
руководства такого типа: "Сделай Антониони сам". Клиент покупает "plot
pattern", набор шаблонов, иначе "клетку" для многочисленных сюжетов, которую
можно наполнить очень широким рядом стандартизированных комбинаций. Из
одного только шаблона, снабженного пакетом комбинаций, можно сделать, к
примеру, 15 751 фильм Антониони. Ниже мы приводим инструкции, приложенные к
некоторым из таких кассетных фильмов. Буквенные сноски каждой базовой
ситуации отсылают к набору сменных решений. Например, из базового шаблона а
ля Антониони: "Один пустынный спуск. Героиня удаляется." можно составить
сюжеты других фильмов, как например: "Один лабиринт "Автогриля на
автостраде" при сомнительной видимости. Герой долго пальпирует предмет", и
так далее.
Множество сюжетов для "Сделай Антониони сам"
Один[x] пустынный[y] спуск[z]. Героиня[k] удаляется[n][]
[]
ВАРИАНТЫ
[x]Два, три, бесконечное количество. Сеть. Лабиринт. Одна.
[y]Пустой. Бесконечной длины. С плохой видимостью от солнечных бликов.
Туманный. Непроходимый из-за установленных решетчатых ограждений в крупную
клетку. Радиоактивный. Деформированный широкоугольным объективом.
[z]Остров. Город. Развязка шоссе. Автогриль на автостраде. Подземелье
метрополитена. Нефтяное месторождение. Пиолтелло Нуова (городок под
Миланом). EUR (Esposizione Universale di Roma, квартал Рима, где в 1942
должна была состояться Всемирная выставка) . Склад бесшовных труб Дальмине
под открытым небом. Автомобильная свалка.
[k]Герой. Оба.
[n]Остается стоять. Долго пальпирует предмет. Удаляется, затем в
задумчивости останавливается, делает два шага назад и снова удаляется. Не
удаляется, но камера идет назад. Смотрит в камеру невыразительным взглядом,
поправляя фуляр.
Множество сюжетов для "Сделай Жана-Люка Годара сам"
Появляется[a] герой и затем "бум[b]" взрывается нефтеперегонный
завод[c] американцы[d] занимается любовью[e] вооруженные базукой[f]
каннибалы[g] стреляют[h] по железной дороге[i] героиня падает[l]
изрешеченная выстрелами[m] из карабина[n] на бешеной скорости[o] мчится в
Венсенн[p] Кон Бендит[q] (Кон Бендит - немецкий журналист и политик по
прозвищу "Красный Дадди", в 1968 возглавлял студенческие волнения в Париже,
ныне депутат Европарламента от зеленых) садится в поезд[r] и говорит[s] двое
мужчин[t] убивают героиню[u] читает цитаты Мао[v] Монтескье[z] бросает
бомбу[w] в Дидро[x] герой убивает себя[k] продает газету Фигаро[j] прибывают
краснокожие[y].
ВАРИАНТЫ
[a]Уже стоит на месте и читает цитаты Мао. Погибает в дорожном
происшествии на автостраде его мозги на асфальте. Убивает себя. Проводит
митинг. Бежит по дороге. Прыгает из окна.
[b]Вспышка. Фррр. Кррак. Звук рвущейся ткани. Звук падающего тела.
[c]Детский сад. Нотр-Дам. Резиденцию компартии. Парламент. Долго
сдерживаемый гнев. Парфенон. Редакцию Фигаро. Елисейский дворец. Париж.
[d] Немцы. Французские парашютисты. Вьетнамцы. Арабы. Израильтяне.
Полицейские.
[e]не занимается.
[f][ ]Ятаганом. Экземплярами газеты Фигаро. Абордажными саблями.
Автоматом. Жестянками с красной краской. Жестянками с синей краской.
Жестянками с желтой краской. Жестянками с оранжевой краской. Жестянками с
черной краской. Полотнами Пикассо. Красными книжками. Иллюстрированными
открытками.
[g] Индейцы. Табуны бухгалтеров. Диссиденты-коммунисты. Обезумевшие
водители грузовиков.
[h] Швыряют камни. Бомбы. Опрокидывают жестянки с красной, зеленой,
синей, желтой черной краской. Поливают улицу скользящим составом.
[i][ ]По Елисейскому дворцу. По Нантерровскому университету. По пьяцца
Навона.
[l] Вылетает из окна, выброшенная агентами ФБР. Лишается девственности
с помощью парашютистов. Оказывается убитой австралийскими аборигенами.
[m] С огромной раной в животе, из которой вытекают струйки желтой,
красной, синей, черной краски. Занимается любовью с Вольтером.
[n][ ]Покрытая оплеухами.
[o][ ]Неровным шагом. Очень медленно. Остается стоять, в то время как
окружающее пространство (использовать прозрачное наложение) движется.
[p] В Нантерр. Во Флинс. На площадь Бастилии. В Клиньянкурт. В Венецию.
[q] Жан-Жак Сервен-Шрайбер. Жан-Поль Сартр. Пьер-Паоло Пазолини.
Д'Аламбер.
[r] Опаздывает на поезд. Едет на велосипеде. Едет на роликовых коньках.
[s] Плачет. Кричит: "Да здравствует Че Гевара"
[t] Банда индейцев.
[u] Всех. Никого.
[v] Высказывания Брехта. Декларацию прав человека. Сент-Джона Перса.
Князя Коржибского. Элюара. Лу Синя. Чарльза Пегю. Розу Люксембург.
[z][ ]Дидро. Маркиз де Сад. Рестиф де ла Бретань. Помпиду.
[w] Помидор разбивается, оставляя пятна красной, синей, желтой, черной
краски.
[x] В Даниэля Кон Бендита. В Никсона. В Мадам де Совиньи. В Вольтера. В
Ван Фогта. В Эйнштейна.
[k] Уходит. Убивает всех оставшихся. Бросает бомбу в Триумфальную арку.
Заставляет взорваться электронный мозг. Опрокидывает на землю жестянки с
зеленой, синей, черной краской и с красным суриком.
[j] Сборники цитат Мао. Пишет да-цзы-бао. Читает стихи Пьера Эммануэля.
Смотрит фильм Чаплина.
[y] Парашютисты. Немцы. Банды запыхавшихся бухгалтеров, вооруженных
саблями. Бронированные автомобили. Пьер-Паоло Пазолини вместе с Помпиду.
Колонны отъезжающих в августовский отпуск. Дидро, продающий Энциклопедию
вразнос по квартирам. Союз марксистов-ленинистов на роликовой доске.
Умберто Эко. Вавилонская беседа
---------------------------------------------------------------
Оригинал этого текста расположен на сайте Zhurnal.Ru
в разделе "Словесность" http://www.zhurnal.ru/slova/
---------------------------------------------------------------
Перевод с итальянского
Михаила Визеля
(Между Тигром и Евфратом,
в тени висячих садов,
немногим больше тысячи лет назад)
УРУК:
Как тебе эта клинопись? Моя рабопечатная система
в десять часов завершила весь кодекс Хаммурапи.
НИМВРОД:
А какая у тебя? Apple
Nominator из Райской Долины?
УРУК:
Ты с ума сошЈл! Их больше не достанешь даже
на рынке рабов в Тире. Нет, у меня египетский раб-писец, Toth
3 Megis-Dos.
Расходует очень мало, горсть риса в день,
и может писать иероглифами.
НИМВРОД:
Но у него же ничего в памяти не остается.
УРУК:
Зато форматирует прямо при копировании. Больше
не нужен раб-форматировщик, который берЈт глину, лепит таблицу,
сушит еЈ на солнце, чтобы другой потом на ней писал. Он лепит,
сушит на огне и сразу пишет.
НИМВРОД:
Но он пользуется таблицами на 5,25 египетских
локтей и весит добрых килограммов шестьдесят. Почему ты не заведешь
себе портативного?
УРУК:
Что, какой-нибудь халдейский визор на жидком
хрустале? Прибамбасы для волхвов.
НИМВРОД:
Да нет, ручного раба-писца, африканского
пигмея из Сидона. Ну, знаешь, как делают финикийцы - дерут всЈ
у египтян, но потом миниатюризируют. Смотри: лэптоп, пишет, сидя
прямо у тебя на коленях.
УРУК:
Он горбатый, какая мерзость.
НИМВРОД:
Я тебя умоляю! Ему вмонтировали в спину
плату для быстро бэкапа. Один щелчок хлыстом - и он пишет тебе
прямо в Альфа-Бета, видишь, вместо графического режима
использует текстовой, достаточно двадцати одного знака. Запакует
тебе весь кодекс Хаммурапи на нескольких таблицах 3,5.
УРУК:
Но потом еще приходится покупать раба-кодировщика.
НИМВРОД:
Ничего подобного. У этого карлика вшитый
кодировщик. Еще один щелчок хлыстом - и он всЈ переписывает в
клинописи.
УРУК:
А графику он тоже делает?
НИМВРОД:
Ты что, не видишь, что у него разные цвета?
Как ты думаешь, кто сделал мне все планы для Башни?
УРУК:
А ты ему веришь? Вдруг всЈ грохнется?
НИМВРОД:
Да брось. Я загрузил ему в память Пифагора
и Memphis Lotus.
Даешь ему план, щелчок - и он рисует тебе зиккурат в трех измерениях.
У египтян при постройке пирамид еще была десятикомандная система
"Моисей", залинкованная с десятком тысяч рабов-писцов.
Интерфейсы у них были не очень дружественные. ВсЈ устаревшее железо
пришлось выбросить в Красное Море, даже вода поднялась
УРУК:
А для вычислений?
НИМВРОД:
Он еще знает Зодиак. Мгновенно показывает
тебе твой гороскоп, и - what
you see is what you get.
УРУК:
Дорого стоит?
НИМВРОД:
Ну, если будешь покупать его здесь, то целого
урожая не хватит, а если на библосских рынках, то возьмешь за
мешок посевного зерна. Конечно, нужно его кормить хорошенько,
потому что, сам знаешь, garbage
in - garbage out.
УРУК:
Ну, меня пока мой египтянин вполне устраивает.
Но если твой карлик окажется совместимым с моим 3 Megis-Dos,
можешь сделать, чтобы он научил его Зодиаку?
НИМВРОД:
Это незаконно: когда покупаешь, должен подтвердить,
что берешь его только для индивидуального пользования... Ну да
ладно, в конце концов так все делают, давай их законнектим. Только
я не хочу, чтобы у твоего оказался вирус.
УРУК:
Он здоров как бык. Меня больше всего другое
пугает: каждый день появляется новое наречие, в конце концов произойдет
смешение программ.
НИМВРОД:
Успокойся, только не в Вавилоне, только
не в Вавилоне.
Оригинал этого текста расположен на сайте Zhurnal.Ru
в разделе "Словесность" http://www.zhurnal.ru/slova/
---------------------------------------------------------------
Перевод с итальянского
Михаила Визеля
(Между Тигром и Евфратом,
в тени висячих садов,
немногим больше тысячи лет назад)
УРУК:
Как тебе эта клинопись? Моя рабопечатная система
в десять часов завершила весь кодекс Хаммурапи.
НИМВРОД:
А какая у тебя? Apple
Nominator из Райской Долины?
УРУК:
Ты с ума сошЈл! Их больше не достанешь даже
на рынке рабов в Тире. Нет, у меня египетский раб-писец, Toth
3 Megis-Dos.
Расходует очень мало, горсть риса в день,
и может писать иероглифами.
НИМВРОД:
Но у него же ничего в памяти не остается.
УРУК:
Зато форматирует прямо при копировании. Больше
не нужен раб-форматировщик, который берЈт глину, лепит таблицу,
сушит еЈ на солнце, чтобы другой потом на ней писал. Он лепит,
сушит на огне и сразу пишет.
НИМВРОД:
Но он пользуется таблицами на 5,25 египетских
локтей и весит добрых килограммов шестьдесят. Почему ты не заведешь
себе портативного?
УРУК:
Что, какой-нибудь халдейский визор на жидком
хрустале? Прибамбасы для волхвов.
НИМВРОД:
Да нет, ручного раба-писца, африканского
пигмея из Сидона. Ну, знаешь, как делают финикийцы - дерут всЈ
у египтян, но потом миниатюризируют. Смотри: лэптоп, пишет, сидя
прямо у тебя на коленях.
УРУК:
Он горбатый, какая мерзость.
НИМВРОД:
Я тебя умоляю! Ему вмонтировали в спину
плату для быстро бэкапа. Один щелчок хлыстом - и он пишет тебе
прямо в Альфа-Бета, видишь, вместо графического режима
использует текстовой, достаточно двадцати одного знака. Запакует
тебе весь кодекс Хаммурапи на нескольких таблицах 3,5.
УРУК:
Но потом еще приходится покупать раба-кодировщика.
НИМВРОД:
Ничего подобного. У этого карлика вшитый
кодировщик. Еще один щелчок хлыстом - и он всЈ переписывает в
клинописи.
УРУК:
А графику он тоже делает?
НИМВРОД:
Ты что, не видишь, что у него разные цвета?
Как ты думаешь, кто сделал мне все планы для Башни?
УРУК:
А ты ему веришь? Вдруг всЈ грохнется?
НИМВРОД:
Да брось. Я загрузил ему в память Пифагора
и Memphis Lotus.
Даешь ему план, щелчок - и он рисует тебе зиккурат в трех измерениях.
У египтян при постройке пирамид еще была десятикомандная система
"Моисей", залинкованная с десятком тысяч рабов-писцов.
Интерфейсы у них были не очень дружественные. ВсЈ устаревшее железо
пришлось выбросить в Красное Море, даже вода поднялась
УРУК:
А для вычислений?
НИМВРОД:
Он еще знает Зодиак. Мгновенно показывает
тебе твой гороскоп, и - what
you see is what you get.
УРУК:
Дорого стоит?
НИМВРОД:
Ну, если будешь покупать его здесь, то целого
урожая не хватит, а если на библосских рынках, то возьмешь за
мешок посевного зерна. Конечно, нужно его кормить хорошенько,
потому что, сам знаешь, garbage
in - garbage out.
УРУК:
Ну, меня пока мой египтянин вполне устраивает.
Но если твой карлик окажется совместимым с моим 3 Megis-Dos,
можешь сделать, чтобы он научил его Зодиаку?
НИМВРОД:
Это незаконно: когда покупаешь, должен подтвердить,
что берешь его только для индивидуального пользования... Ну да
ладно, в конце концов так все делают, давай их законнектим. Только
я не хочу, чтобы у твоего оказался вирус.
УРУК:
Он здоров как бык. Меня больше всего другое
пугает: каждый день появляется новое наречие, в конце концов произойдет
смешение программ.
НИМВРОД:
Успокойся, только не в Вавилоне, только
не в Вавилоне.
Умберто Эко. Оно
Пер. с итал. - Е.Лифшиц.
---------------------------------------------------------------
- Как успехи, Профессор? - Генерал с трудом сдерживал нетерпение.
- Какие успехи? - переспросил Профессор Ка, он явно медлил с ответом.
- Целых пять лет вы работаете здесь внизу, и никто вас ни разу не
побеспокоил. Мы доверяем вам. Но сколько же можно верить на слово?! Пора
предъявить работу.
В голосе генерала слышалась угроза, и Ка устало махнул рукой, потом
улыбнулся:
- Вы попали в точку, Генерал. Я намеревался еще подождать. Но вы меня
раззадорили. Я сделал Его, - Профессор перешел на шепот, - и, клянусь
Солнцем, пора показать Его миру!
Он жестом пригласил Генерала в пещеру. Ка провел гостя в самую
глубину, туда, где сквозь узкое отверстие в стене пробивался тонкий луч
света. Там на ровном и гладком уступе лежало Оно.
По форме Оно напоминало миндальный орех, имело множество мелких
граней и блестело.
- Но ведь это... - Генерал растерялся. - Это камень.
В голубых глазах Профессора, спрятанных под густыми косматыми
бровями, мелькнули лукавые искорки:
- Да, - подтвердил он. - Камень. Но не такой, как все. Мы не станем
попирать его ногами. Лучше возьмем его в руку.
- В руку?
- Именно, Генерал. В этом камне сосредоточена великая сила, о которой
до сих пор и не смело мечтать человечество, мощь, равная мощи миллиона
людей. Смотрите...
Он положил руку на камень; сжал пальцы и крепко обхватил его, затем
поднял. Рука плотно обнимала камень, широкая часть лежала на ладони, а
острый конец торчал наружу и смотрел то вверх, то вниз, то на Генерала - в
зависимости от движений руки Профессора. Профессор сделал резкий выпад, и
конец камня прочертил в воздухе траекторию. Профессор рубанул сверху вниз,
на пути острия оказалась хрупкая порода уступа и - о чудо! - камень вошел
в нее, врезался, сделал трещину. Профессор ударил еще и еще раз -
образовалась выемка, потом глубокая воронка, он дробил, крошил породу,
превращал ее а порошок.
Генерал следил широко раскрытыми глазами, затаив дыхание.
- Невероятно, - проговорил он, сглатывая слюну.
- Это что, - торжествовал Профессор, - сущие пустяки! Хотя пальцами
вы ничего подобного все равно бы не сделали. Теперь смотрите! - Ученый
взял большой кокосовый орех, лежавший в углу, шершавый, крепкий - не
подступишься! - и протянул его Генералу:
- Ну же, сожмите обеими руками, раздавите его.
- Перестаньте, Ка, - голос Генерала дрогнул. - Вы прекрасно знаете,
что это невозможно, никто из нас не способен сделать этого... Только
динозавр - ударом лапы, и только динозавр лакомится мякотью и пьет сок...
- Хорошо, а теперь, - Профессор пришел в возбуждение, - а теперь
смотрите!
Он взял орех, положил на уступ в только что выбитую выемку, и схватил
камень, но по-другому, за острый конец, так, что широкая часть оказалась
снаружи. Потом быстро ударил по ореху - казалось, без большого усилия - и
разбил его вдребезги. Кокосовое молоко растеклось по уступу, а в
углублении остались куски скорлупы с белой сочной мякотью, свежей и
аппетитной. Генерал схватил кусок и с жадностью впился в него зубами. Он
смотрел на камень, на Ка, на остатки кокосового ореха. Он был ошеломлен.
- Клянусь Солнцем, Ка! Это замечательная вещь. Сила человека возросла
в сотни раз, теперь ему не страшен никакой динозавр. Он стал хозяином
скалы и деревьев. У него появилась еще одна рука, да что я говорю... сотня
рук! Где вы нашли Его.
Ка самодовольно усмехнулся:
- Я не нашел Его. Я Его сделал.
- Сделали? Что вы хотите этим сказать?
- Это значит, что раньше Его не существовало.
- Вы сошли с ума, Ка, - генерал задрожал. - Должно быть, Оно упало с
неба; наверное, Его принес гонец Солнца, один из духов воздуха... Как
можно сделать то, чего раньше не существовало?!
- Можно! - твердо сказал Ка. - Можно взять камень и бить по нему
другим камнем, пока не придашь нужную форму, такую, чтобы рука могла
обхватить его. И тогда с помощью этого камня рука сможет сделать множество
других камней, больших по размеру и еще более острых. И это сделал я,
Генерал.
Крупные капли пота выступили на лбу Генерала.
- Надо показать Его всем, Ка, всей Орде, наши мужчины станут
неуязвимыми. Понимаете? Теперь мы можем выйти на медведя: у него когти, а
у нас Оно, мы сумеем растерзать зверя раньше, чем он нас, мы сможем
оглушить его, убить. Убить змею, расколоть панцирь черепахи, можем
убить... Великое Солнце!.. убить... человека!.. - Генерал остановился,
пораженный новой мыслью, потом продолжал, и взгляд его стал жестким:
- Теперь, Ка, мы сможем напасть на Орду Коамма, они выше и сильнее
нас, но теперь окажутся в нашей власти, и мы уничтожим их всех до единого.
Ка! Ка! - он схватил Профессора за плечо и потряс. - Это победа!
Ка смотрел настороженно, он колебался:
- Именно поэтому я не хотел показывать вам мое изобретение. Я
понимаю, что сделал ужасное открытие, которое изменит мир. Я осознаю свою
ответственность: я открыл источник страшной разрушительной силы. Ничего
подобного на Земле еще не знали, поэтому я и не хочу, чтобы другие
познакомились с ним. В противном случае война станет самоубийством. Ведь и
Орда Коамма тоже скоро научится делать подобные камни, тогда в следующей
войне не будет ни победителей, ни побежденных. Этот предмет был задуман
как орудие мирного труда, прогресса, но теперь я вижу, что Оно несет с
собой смерть. Я Его уничтожу.
Генерал был вне себя:
- Опомнитесь, Ка! Вы не имеете права. Это все глупая щепетильность
ученого. Пять лет вы провели взаперти и ничего не знаете о мире. Мы идем к
цивилизации, и если Орда Коамма победит, не останется ни мира, ни свободы,
ни радости для людей. Наш священный долг овладеть вашим изобретением. Это
вовсе не значит, что мы воспользуемся им тотчас же. Важно, чтобы они
знали, что Оно у нас есть. Мы продемонстрируем Его на глазах у противника.
Потом мы ограничим Его использование, но с того момента, как Оно будет у
нас, никто не посмеет на нас напасть. А пока мы можем копать Им могилы,
строить новые пещеры, равнять почву. Достаточно иметь Его, вовсе не
обязательно пускать Его в ход. Это оружие страшной силы, оно остановит
коаммовцев на много лет.
- Нет-нет-нет, - твердил безутешный Ка, - как только мы овладеем Им,
нас уже ничто не остановит. Его надо уничтожить.
- Да вы просто идиот, хоть и приносите пользу! - Генерал побледнел от
гнева. - Вы играете на руку нашим врагам, в душе вы прокоаммовец, как и
все подобные вам интеллектуалы, как тот аэд, который толковал вчера
вечером о союзе всех людей. Вы не веруете в Солнце!
Ка вздрогнул. Он склонил голову, глаза под пушистыми бровями стали
совсем маленькими и грустными.
- Я знал, что мы придем к этому. Я не прокоаммовец, и вам это отлично
известно. Но согласно пятому правилу из солнечного свода законов, я
отказываюсь на вопрос, который мог бы вызвать против меня гнев духов.
Думайте, что хотите. Но Оно не выйдет за порог этой пещеры.
- А я говорю - выйдет, и сейчас же, во славу Орды, цивилизации, ради
блага народа, ради Мира! - закричал Генерал. Он схватил камень правой
рукой, как это только что делал сам Ка, и с силой, с гневом, с ненавистью
обрушил его на голову Профессора. Ка рухнул на пол, орошая кровью все
вокруг.
Генерал в ужасе смотрел на оружие, которое сжимал в руке. Потом
торжествующе улыбнулся, и в улыбке его была жестокость, была
беспощадность.
- Первый... - прошептал он.
---------------------------------------------------------------
- Как успехи, Профессор? - Генерал с трудом сдерживал нетерпение.
- Какие успехи? - переспросил Профессор Ка, он явно медлил с ответом.
- Целых пять лет вы работаете здесь внизу, и никто вас ни разу не
побеспокоил. Мы доверяем вам. Но сколько же можно верить на слово?! Пора
предъявить работу.
В голосе генерала слышалась угроза, и Ка устало махнул рукой, потом
улыбнулся:
- Вы попали в точку, Генерал. Я намеревался еще подождать. Но вы меня
раззадорили. Я сделал Его, - Профессор перешел на шепот, - и, клянусь
Солнцем, пора показать Его миру!
Он жестом пригласил Генерала в пещеру. Ка провел гостя в самую
глубину, туда, где сквозь узкое отверстие в стене пробивался тонкий луч
света. Там на ровном и гладком уступе лежало Оно.
По форме Оно напоминало миндальный орех, имело множество мелких
граней и блестело.
- Но ведь это... - Генерал растерялся. - Это камень.
В голубых глазах Профессора, спрятанных под густыми косматыми
бровями, мелькнули лукавые искорки:
- Да, - подтвердил он. - Камень. Но не такой, как все. Мы не станем
попирать его ногами. Лучше возьмем его в руку.
- В руку?
- Именно, Генерал. В этом камне сосредоточена великая сила, о которой
до сих пор и не смело мечтать человечество, мощь, равная мощи миллиона
людей. Смотрите...
Он положил руку на камень; сжал пальцы и крепко обхватил его, затем
поднял. Рука плотно обнимала камень, широкая часть лежала на ладони, а
острый конец торчал наружу и смотрел то вверх, то вниз, то на Генерала - в
зависимости от движений руки Профессора. Профессор сделал резкий выпад, и
конец камня прочертил в воздухе траекторию. Профессор рубанул сверху вниз,
на пути острия оказалась хрупкая порода уступа и - о чудо! - камень вошел
в нее, врезался, сделал трещину. Профессор ударил еще и еще раз -
образовалась выемка, потом глубокая воронка, он дробил, крошил породу,
превращал ее а порошок.
Генерал следил широко раскрытыми глазами, затаив дыхание.
- Невероятно, - проговорил он, сглатывая слюну.
- Это что, - торжествовал Профессор, - сущие пустяки! Хотя пальцами
вы ничего подобного все равно бы не сделали. Теперь смотрите! - Ученый
взял большой кокосовый орех, лежавший в углу, шершавый, крепкий - не
подступишься! - и протянул его Генералу:
- Ну же, сожмите обеими руками, раздавите его.
- Перестаньте, Ка, - голос Генерала дрогнул. - Вы прекрасно знаете,
что это невозможно, никто из нас не способен сделать этого... Только
динозавр - ударом лапы, и только динозавр лакомится мякотью и пьет сок...
- Хорошо, а теперь, - Профессор пришел в возбуждение, - а теперь
смотрите!
Он взял орех, положил на уступ в только что выбитую выемку, и схватил
камень, но по-другому, за острый конец, так, что широкая часть оказалась
снаружи. Потом быстро ударил по ореху - казалось, без большого усилия - и
разбил его вдребезги. Кокосовое молоко растеклось по уступу, а в
углублении остались куски скорлупы с белой сочной мякотью, свежей и
аппетитной. Генерал схватил кусок и с жадностью впился в него зубами. Он
смотрел на камень, на Ка, на остатки кокосового ореха. Он был ошеломлен.
- Клянусь Солнцем, Ка! Это замечательная вещь. Сила человека возросла
в сотни раз, теперь ему не страшен никакой динозавр. Он стал хозяином
скалы и деревьев. У него появилась еще одна рука, да что я говорю... сотня
рук! Где вы нашли Его.
Ка самодовольно усмехнулся:
- Я не нашел Его. Я Его сделал.
- Сделали? Что вы хотите этим сказать?
- Это значит, что раньше Его не существовало.
- Вы сошли с ума, Ка, - генерал задрожал. - Должно быть, Оно упало с
неба; наверное, Его принес гонец Солнца, один из духов воздуха... Как
можно сделать то, чего раньше не существовало?!
- Можно! - твердо сказал Ка. - Можно взять камень и бить по нему
другим камнем, пока не придашь нужную форму, такую, чтобы рука могла
обхватить его. И тогда с помощью этого камня рука сможет сделать множество
других камней, больших по размеру и еще более острых. И это сделал я,
Генерал.
Крупные капли пота выступили на лбу Генерала.
- Надо показать Его всем, Ка, всей Орде, наши мужчины станут
неуязвимыми. Понимаете? Теперь мы можем выйти на медведя: у него когти, а
у нас Оно, мы сумеем растерзать зверя раньше, чем он нас, мы сможем
оглушить его, убить. Убить змею, расколоть панцирь черепахи, можем
убить... Великое Солнце!.. убить... человека!.. - Генерал остановился,
пораженный новой мыслью, потом продолжал, и взгляд его стал жестким:
- Теперь, Ка, мы сможем напасть на Орду Коамма, они выше и сильнее
нас, но теперь окажутся в нашей власти, и мы уничтожим их всех до единого.
Ка! Ка! - он схватил Профессора за плечо и потряс. - Это победа!
Ка смотрел настороженно, он колебался:
- Именно поэтому я не хотел показывать вам мое изобретение. Я
понимаю, что сделал ужасное открытие, которое изменит мир. Я осознаю свою
ответственность: я открыл источник страшной разрушительной силы. Ничего
подобного на Земле еще не знали, поэтому я и не хочу, чтобы другие
познакомились с ним. В противном случае война станет самоубийством. Ведь и
Орда Коамма тоже скоро научится делать подобные камни, тогда в следующей
войне не будет ни победителей, ни побежденных. Этот предмет был задуман
как орудие мирного труда, прогресса, но теперь я вижу, что Оно несет с
собой смерть. Я Его уничтожу.
Генерал был вне себя:
- Опомнитесь, Ка! Вы не имеете права. Это все глупая щепетильность
ученого. Пять лет вы провели взаперти и ничего не знаете о мире. Мы идем к
цивилизации, и если Орда Коамма победит, не останется ни мира, ни свободы,
ни радости для людей. Наш священный долг овладеть вашим изобретением. Это
вовсе не значит, что мы воспользуемся им тотчас же. Важно, чтобы они
знали, что Оно у нас есть. Мы продемонстрируем Его на глазах у противника.
Потом мы ограничим Его использование, но с того момента, как Оно будет у
нас, никто не посмеет на нас напасть. А пока мы можем копать Им могилы,
строить новые пещеры, равнять почву. Достаточно иметь Его, вовсе не
обязательно пускать Его в ход. Это оружие страшной силы, оно остановит
коаммовцев на много лет.
- Нет-нет-нет, - твердил безутешный Ка, - как только мы овладеем Им,
нас уже ничто не остановит. Его надо уничтожить.
- Да вы просто идиот, хоть и приносите пользу! - Генерал побледнел от
гнева. - Вы играете на руку нашим врагам, в душе вы прокоаммовец, как и
все подобные вам интеллектуалы, как тот аэд, который толковал вчера
вечером о союзе всех людей. Вы не веруете в Солнце!
Ка вздрогнул. Он склонил голову, глаза под пушистыми бровями стали
совсем маленькими и грустными.
- Я знал, что мы придем к этому. Я не прокоаммовец, и вам это отлично
известно. Но согласно пятому правилу из солнечного свода законов, я
отказываюсь на вопрос, который мог бы вызвать против меня гнев духов.
Думайте, что хотите. Но Оно не выйдет за порог этой пещеры.
- А я говорю - выйдет, и сейчас же, во славу Орды, цивилизации, ради
блага народа, ради Мира! - закричал Генерал. Он схватил камень правой
рукой, как это только что делал сам Ка, и с силой, с гневом, с ненавистью
обрушил его на голову Профессора. Ка рухнул на пол, орошая кровью все
вокруг.
Генерал в ужасе смотрел на оружие, которое сжимал в руке. Потом
торжествующе улыбнулся, и в улыбке его была жестокость, была
беспощадность.
- Первый... - прошептал он.
Subscribe to:
Posts (Atom)